Третий фронт. Партизаны из будущего

После того, как мы оказались на складе, я стал изображать дотошного инспектора. Хотя с комендантом общался с трудом — он был из Саксонии, судя по тому диалекту, на котором он говорил. А хох-дойча (литературного языка) не знал, судя по всему. По крайней мере, он на нем со мной говорить не пробовал. Я же тоже говорил на тюрингском диалекте, который он плохо понимал. Сразу вспомнился случай из жизни — мы тогда в Баварии работали (восемь человек, все, кроме меня, немцы), приходит местное начальство и начинает моему шефу что-то втирать (мы все рядом) о том, как и что делать. Повтирал — мы покивали. Ушел — я к шефу: чего он хотел-то (я баварский диалект не понимаю почти). Шеф в ответ: а я сам не понял, что он говорит. И никто не понял… Это о языках и произношениях. Хох-дойч (литературный — так назовем) знают не все — особенно в деревнях… Обычаи тоже везде свои (даже праздники не совпадают, кроме общегерманских, типа Дня объединения или Нового года). Однако «заксэ», как их в мое время тюрингцы называют, я хоть и с некоторым скрипом, но понимал, как и он меня. Был бы баварец или, не дай боже, австрияк, мы бы на пальцах скорее всего объяснялись (конечно, не так все мрачно было бы, но тяжело было бы их мне понять, а им меня). То, что я из Тюрингии, он, видимо, догадался по паре специфических слов, которых в прочих диалектах нет, ибо, поинтересовавшись, откуда я родом, он не удивился, услышав, что из Эрфурта (благо город в войну не пострадал, и его центр и сегодня выглядит, как и до войны, так что ответить, где какой фонтан или памятник, я бы смог, если бы он вдруг про город что-нибудь спросил), он только кивнул. Так что особой проблемы с «опознанием» меня как врага по неправильной постановке слов не было.

А чтобы моих коллег, с которыми я приехал, не пробовали разговорить, я использовал малейшие поводы для того, чтобы устроить разнос. После того, как я наорал на какой-то патруль, оглянувшийся в сторону склада, патрульные усердно смотрели за окрестностями и не оглядывались на территорию, чтобы втык не получить. Я же именно этого и добивался. Моего «адъютанта» ни о чем не спрашивали — я на это времени не давал, а водилу вообще выпустили из поля зрения. Боясь, что если с ним заговорить, то я опять устрою раздачу. Осмотр же склада привел меня к мысли, что, кроме как обстрелять его из гаубиц, вариантов нет.

Баки стояли довольно далеко друг от друга и были окружены противопожарной полосой. До бочек от них тоже было довольно далеко. А кроме того, еще проезжая посты, я заметил несколько противотанковых орудий, что охраняли дорогу от возможных проблем с бронетехникой. В общем, после двухчасовой «инспекции» мы отбыли обратно. От предложений пообедать и прочего я вежливо отказался, сославшись на то, что мне еще пару объектов проверить надо успеть за сегодня. Комендант, утомившись за два часа (пытается понять все, что я говорю — начальство же, не поймет, что я скажу, а я его за это на фронт, а оно ему надо?), даже вздохнув от облегчения, что ему не надо и дальше так мозги напрягать, настаивать не стал. На обратной дороге нас тоже проверяли на каждом посту, но проблем не возникло.

Приехав к своим и рассказав, что мы там узрели, решили двигать на базу. Сей склад был нам не по зубам в том составе, что у нас был.

Саня Букварь

Пока Олег изображал из себя большую шишку, мы привели в относительный порядок танки после марша. То, что такой большой и хорошо прикрытый склад нам не по зубам, решили мы с Олегом одновременно и высказали друг другу. Обидно только, что наследить возле него успели — проверяющий-то пропал. А на обратном пути нас уже ждала засада. После одного из поворотов мы выкатились прямо на четыре «пачки» и примерно полусотню человек пехоты. Пушки оказались от нас метрах в четырехстах, в окопах. Пехота вырыть себе траншеи не успела и, увидев нас, залегла около орудий. В том, что они ждали именно нас, сомнения не было. Первый выстрел прозвучал со стороны немцев. Шедшая первой «тройка» Олега остановилась. Вырулив из-за нее, я выстрелил по позиции одной из пушек. Видимо, удачно — в стороны полетели колеса и части тел, навел орудие на вторую, выстрелил, а дальше наступила темнота.

Олег Соджет

На обратном пути мы таки влипли. Дорогу перекрывали четыре «пака». Среагировать мы не успели, и первый снаряд влип в мою «трешку». Завоняло паленым.

— Покинуть машину! — заорал я.

Экипаж быстро полез в люки. Шедший за мной Т-IV с Саней на борту успел разбить одно орудие и подавить вторую пушку, после чего тоже был подбит. Еще одно орудие было разбито второй из «троек». Вторая «четверка» промахнулась. После чего, получив снаряд, взлетела на воздух от детонации боекомплекта. Оставшаяся на ходу машина не успевала подавить последнюю пушку до ее выстрела. Поняв это, я нырнул обратно в люк и, помолившись всем богам, попробовал завести двигатель. Это получилось, и горящий танк рванул на таран ближайшего орудия. Немцы, видимо, не ожидали, что горящая машина продолжит вести бой, и не успели сменить прицел.