Третий фланг. Фронтовики из будущего

— Так что, Михаил Викторович, оформляйте документы и закрывайте дело. Можете быть свободны.

Майор госбезопасности встал, отдал честь, рявкнул:

— Есть! Разрешите выполнять?

— Идите.

Когда за Старчуком закрылась дверь, хозяин кабинета поднял трубку телефона:

— Сергей, распорядись, пусть ко мне приведут этого Соджета. Хочу с ним лично побеседовать.

Минут через двадцать на столе у наркома зазвонил телефон.

— Лаврентий Павлович, он в приемной.

— Пусть заходит.

Открылась дверь, в кабинет вошел молодой человек в форме танкиста. В принципе, ничего экстраординарного в этом не было. Ну, казалось бы, в кабинет начальника вошел подчиненный — обычный рядовой случай. Сколько таких входят каждый день к начальству в такой огромной стране, как Советский Союз? Тысячи, десятки тысяч, может быть, сотни тысяч. Стоит ли обращать на эту ситуацию внимание? Вообще-то нет. Но в данном конкретном случае имеет место не просто встреча двух людей, а встреча представителей двух разных эпох, культур, способов мышления… слишком много различий, чтобы их все перечислять. Встреча эта интересна еще и тем, что она способна изменить не только судьбу двух этих людей, но и судьбу целой страны, а может быть — всего мира. Также равновероятно то, что ничего не изменится — один продолжит заниматься своими делами, а другой пропадет навеки, как пропадали раньше люди, знавшие слишком много. Разговор не стал неожиданным для обоих его участников, но будь на то их воля — он происходил бы в иной обстановке и в другое время.

Они смотрели друг на друга всего лишь несколько секунд, а в голове у каждого за это короткое время пронеслось много мыслей. Конечно, пока ученые не могут читать мысли, но можно взять на себя смелость предположить, о чем думали два этих непростых человека в те бесконечные, и в то же время — короткие, секунды.

Олег Соджет

«Так вот ты какой, «северный олень»… знаменитый Лаврентий Павлович Берия, или, как мы его называли на форуме, ЛПБ. Сидит за столом. Слева — традиционная лампа с зеленым абажуром, портрет Сталина на стене. Спартанская обстановка в кабинете. Т-образный стол, стулья, сейф, кое-что по мелочи. Ни тебе плазмы во всю стену, ни аквариумов с пираньями, ни золотых пресс-папье. Зато столько власти, сколько ни одному министру в мое время не снилось. Измельчали министры, измельчали. Наверное, зря наркоматы переименовали. Стали министрами — перестали работать. А сам он такой же, как и на фотографиях, только более усталый. Тот же френч, то же пенсне. И не скажешь, что это одна из самых влиятельных фигур в стране. Похож на бухгалтера из какого-нибудь сельпо. Хотя внешность бывает очень обманчива, тот же Гиммлер, судя по фото, был похож на сельского учителя, даже неплохо играл на скрипке, а сколько людей угробил, подумать страшно. Ладно, посмотрим, за каким чертом меня здесь мурыжат. Терять мне все равно нечего. Жалко, конечно, Аню, если ко мне привяжутся, ей тоже достанется. Да и с ребятами расставаться неохота. Мутная вся эта история, ох, мутная. Не такой же ЛПБ идиот, чтобы поверить в то, что я немецкий агент. Не, тут что-то нечисто. Вот и посмотрим что. Я им живой нужен, живой и здоровый. Только зачем все эти пляски с бубнами? Или здесь так модно, сначала мордой об стол, а потом за ухом почесать. Хрен вам, товарищи дорогие. Во всю морду. Вы что думаете, Лаврентий Палыч, я вам сапоги лизать буду или носки стирать за то, что вы меня от дурака Старчука забрали? А за пивом вам не сбегать, за баварским? А вот тут вы все и промахнулись. Ладно, давай, гражданин начальник, шей дело».

Соджет уверенно сделал два шага вперед и остановился. При этом он продолжал смотреть на Берию так, как выпускник смотрит на директора школы. То есть власть-то у тебя есть, только мне на это уже как-то по фигу.

Хозяин кабинета рассматривал гостя с любопытством. Для него Олег был чем-то непонятным, в какой-то степени пугающим и, самое главное, пока неуправляемым фактором. Его одолевали другие чувства. И если у Соджета это было в основном любопытство, то Лаврентий Павлович сейчас решал массу задач, взвешивал все за и против. Короче, вел себя как хороший шахматист перед важным ходом в финальной партии. Только вот эмоции никак не хотели уходить. Это немного раздражало наркома, но его ум, привыкший за годы к обработке больших объемов информации, был занят привычной деятельностью.