Третий близнец

Джинни вздохнула. Она сделала все, что могла. И изо всех сил постаралась закончить этот разговор на мирной ноте:

– Что ж, мне остается только пожелать вам удачи.

– Спасибо, доктор Феррами.

– До свидания! – Джинни повесила трубку и пробормотала: – Вот сука!

Тед протянул ей кружку кофе.

– Как я понимаю, они объявили, что твоя программа закрыта.

– Нет, это выше моего понимания! Ведь Беррингтон сам сказал, что мы должны обсудить, что делать дальше.

Тед понизил голос:

– Ты еще не знаешь Берри. А я его знаю. Он настоящая змея, ты уж поверь. На твоем месте я бы ему не доверял.

– Может, это просто ошибка? – спросила Джинни, готовая ухватиться за соломинку. – Может, секретарша доктора Оубелла что-то перепутала и послала этот пресс-релиз по ошибке?

– Возможно, – ответил Тед. – Но я бы советовал прислушаться к моей змеиной теории.

– Как думаешь, может, мне позвонить в «Нью-Йорк таймс» и сказать, что моим телефоном воспользовалась самозванка?

Он рассмеялся.

– Думаю, тебе надо немедленно бежать к Берри и спросить его, кто распорядился насчет пресс-релиза еще до твоих переговоров с ним.

– Ты прав. – Она отпила глоток кофе и поднялась. Тед направился к двери.

– Желаю удачи! И помни, я на твоей стороне!

– Спасибо. – Она подумала, стоит ли чмокнуть его в щеку, но тут же отказалась от этой мысли.

Джинни прошла по коридору, потом поднялась по лестнице. Дверь в кабинет Беррингтона оказалась заперта. Тогда она направилась в кабинет секретарши, работавшей с профессорским составом.

– Привет, Джули! А где Берри?

– Уже уехал, и его не будет весь день. Но он просил меня договориться с тобой о встрече на завтра.

Черт! Этот мерзавец явно ее избегает. Что подтверждает правоту теории Теда.

– А когда завтра?

– В девять тридцать утра.

– Передай, что я буду.

Она спустилась к себе на этаж и зашла в лабораторию. Лиза стояла у стола, проверяя концентрацию ДНК в пробах крови Стивена и Денниса. Она уже добавила к двум миллилитрам каждой пробы по два миллилитра флюоресцентного красителя. Краситель начинает светиться от соприкосновения с ДНК, и степень свечения можно измерить с помощью специального ДНК-флюорометра с датчиком, показывающим концентрацию ДНК в нанограммах на один миллилитр пробы.

– Ну как ты? – спросила Джинни.

– Замечательно, спасибо.

Джинни внимательно взглянула на Лизу. Выражение лица сосредоточенное, как у человека, поглощенного своей работой, но стресс по-прежнему ощущается.

– С мамой еще не говорила? – спросила Джинни. Родители Лизы жили в Питсбурге.

– Не хочу волновать ее понапрасну.

– Мамы для этого и существуют. Позвони ей.

– Ладно. Может, сегодня вечером.

Лиза продолжала работать, а Джинни пересказывала ей историю с «Нью-Йорк таймс». Теперь Лиза смешивала образцы ДНК с ферментом под названием «ограничительная эндонуклеаза». Эти ферменты разрушали чужеродные ДНК, которые могли проникнуть в тело. Разрушение происходило путем рассечения длинных молекул ДНК на тысячи более коротких фрагментов. Особое значение для генной инженерии имел тот факт, что эндонуклеаза всегда рассекала молекулу ДНК в одной определенной точке. Только так можно было сравнить затем фрагменты из двух проб крови. Если они совпадали, значит, кровь взята у одного человека или у идентичных близнецов. Если не совпадали, это означало, что кровь принадлежит двум совершенно разным индивидуумам.

Это все равно, что изъять дюйм пленки из кассеты с записью оперы. Вырезать, скажем, по два пятиминутных фрагмента из начала двух разных пленок, и если в обоих зазвучит дуэт «Se a caso madama», это будет означать, что оба они взяты из «Женитьбы Фигаро». Но чтобы результаты исследования были более надежными, следует сравнивать несколько фрагментов, а не один.

Процесс фрагментации занимал обычно несколько часов, и ускорять его было нельзя: если ДНК фрагментируется не полностью, тест не получится.

Лиза была в шоке от истории, рассказанной Джинни, но сочувствия проявила меньше, чем та ожидала. Возможно, потому, что всего три дня назад испытала сильнейшее потрясение и неприятности Джинни были просто ничто в сравнении с этим.

– Если тебе придется отказаться от этого проекта, чем тогда займешься? – спросила Лиза.

– Понятия не имею, – ответила Джинни. – Просто не представляю, как можно отказаться от такой работы.

Лизе непонятны амбиции и страсти истинного ученого, вдруг осознала Джинни. Ей, как чисто техническому сотруднику, все равно, над каким проектом работать.

Джинни вернулась к себе в кабинет и позвонила в Белла-Висту. Что бы ни происходило в ее жизни, о матери забывать нельзя.

– Могу я поговорить с миссис Феррами?

Ответ был коротким и категоричным:

– У них обед.

Джинни замялась.

– Хорошо… Тогда, пожалуйста, передайте, что звонила ее дочь Джинни. И что я попробую перезвонить позже.

– Ага.

У Джинни возникло ощущение, что женщина на том конце провода даже не удосужилась записать ее имя, а потому повторила по слогам:

– Звонила Джинни. Ее дочь.

– Ага. Ладно.

– Огромное вам спасибо. И простите за беспокойство.

– Ага.