Читаем «Третьяковка» и другие московские повести полностью

«Третьяковка» и другие московские повести

Нежнейшей любовью любимый единственный сын.Надежда и гордость советника тайного Жданова.В художники прочили в детстве…– С нас хватит и старых картин!Сейчас инженеров пора,Чтобы мир переделывать заново!Волшебные сказки уже обретают железную плоть,И грезы Жюль ВернаПоверены точным расчетом.Не знаю, природа ли так рассудилаИль мудрый Господь,Но он просто создан для этой работы.А то, что он напрочьГусарских замашек лишен, —Не ездит по девкам,Не любит дурацких попоек, —Прекрасно! Он делом своим целиком поглощен.Оставьте мальчишку в покое!Ему только это и нужно —Доскою чертежной,Как в детстве – этюдником,Он разгороженСо всем, что мешает емуВеличайшим богатством —Душою своей —Нераздельно владеть,Собою самим оставаться.Как сильно меняется жизнь,Когда обнаружишь,Что то, что внутри,Несравненно дороже того, что снаружи.И этим ни с кем поделиться нельзя —Оно неделимо.Зато оно может расти,Умножаться незримо.Он вовсе не замкнут —Со многими дружен,Он в свете бывает…Но все происходит как будто во сне,Он чувствует —Ими воспринят не он,А всё, что извнеЕго составляет…Дворянство, богатство, и папенькин чинИзрядный,И городская усадьба!..А ежели все это взять —Да отнять бы!То что же и кто же останется с ним?Ах да, он забыл, он еще инженер,Кессонных конструкций знаток и создатель.– Володя! Вот здорово! Как же ты кстати!(Кого тут не встретишь на этом Арбате!)– Составь нам компанию!Где тут Бугаевых дом?Ведь ты же с профессором с детства знаком.Сегодня сынок его Боря,Во иноках Белый Андрей,Каких-то из Питера чествует модных людей.– Спасибо.Но мне доводилось бывать там —И дажеЯ Блока с женою там видел однажды.. . . . . . . . . . .Пролетку нанять и скорее уехать с Арбата,Подальше —Туда, где не встретишь коллегу-собрата,Особенно если выходишь из храма,А с ним и такие случаются драмы.Ох, что тут начнется!И пальцем покажут,И на смех поднимут!И даже навяжутБессмысленный спор.А ведь он зарекался,Что спорить не будет, —И снова срывался.Какие тут споры? —Всем ясно и так,Что в церкви полно шарлатанстваИ что социальный марксизмКуда как родней христианству,Чем наш крепостнический строй,До сих пор до конца не изжитый,А сам он последний дуракВ свете самых последних открытий.А разве себе самомуСумел бы он внятно ответить,Что так его сильно влечетВ старинные здания эти?Ведь это безумие —Ждать, чтоб тебе наяву разъяснилсяТот сон непостижный,Что в детстве когда-то приснился.Он был этим сном изумлен,Потом над собой посмеялсяИ очень научно решил,Что Гауфа он начитался.Такие чудесные сныВолшебникам снятся, наверно…Он Гауфа скоро сменилНа Купера и на Жюль Верна.Он прерии пересекал,Он плыл в океанские дали…Но сон повторился опятьПодробно, до каждой детали.…Лачужка в убогой глуши —Подобие ветхое дома, —А рядом согбенный старик,Совсем как давнишний знакомый,Его приглашает войтиИ низкую дверь открывает, —И входит Володя в сияющий храм,Каких наяву не бывает.Измерить его высотуНельзя —Он уходит всё выше…А справа – какая-то лестница в нише.И он уже вверх по ступенькам бежит,По узким и шатким,И слышит:Старик припускается следом.А мальчикБежит всё быстрей, на пределе дыханья…И вот он на крыше какого-то зданья…Но крыша ли это?С обеих сторонВздымаются ввысь небывалые башни,Теряясь во мгле…И особенно страшноТуда поглядеть, где, светясь изнутри,Над черным провалом стоит балюстрада…Но вот его спутник —Он ласковым взглядомЕго к балюстраде зовет подойтиИ, облокотившись, становится рядом.И вот, осмелев, наклоняется онНад той,Не имеющей основаньяСтеной —И созвездья, красу мирозданья,Он видит внизу, далеко под собой…И в этот же миг обрывается сон.И вот с этой самой порыЕго мир разделилсяНа тот, что вовне – для других,И на тот,О котором бы он не решилсяПоведать словами.И он рисовал непрестанноТо храмы, огромные, как города,То городаИз одних только храмов.Ах, как же он редко туда попадалВо сне…А потом просыпалсяСчастливым, как Ангел,И долго ещеВо власти тех снов оставался.Но как же со всем этим быть наяву?Он мыслил довольно сумбурно…И все же с упорством —Не раз и не два,А трижды срезался он в архитектурный.– Афина Паллада[1], – смеялся отец, —Тебе преградила дорогу в масоны.И тут исподволь предложил вариант:– Давай, брат, масонов менять на кессоны.Так, может, и вправду судьба его —Строить мосты?И храм – это образ мостаМеж землею и небом…А вот и Мартын!..Как давно я здесь не был…Наверное, встречи заждался и ты.Ну, дай на тебя поглядеть —Нет другого такого на свете!И солнце всегда над тобой по-особому светит!В восторге, должно быть, оно от твоей красоты…. . . . . . . . . . .…По будням здесь нет никого,Кроме нищих у входа.И только по буднямОн дышит здесь той же свободой,Как в храмах нездешних…И разве что с легкой усмешкойЗа ним наблюдаютОбычно бесстрастные лики святых…Тут женщину он замечает,По виду – из самых простых.…Так бедно одета,Но как же непринужденноОна, погрузившись в себя,Сидит на скамье у колонны…Какое спокойствие веет с лица —Так дочь пребывает в пределах отца.– Но где же я видел ее?Да она из прислуги из нашей!Конечно, – вторая кухарка Дуняша.И чтобы ее не смутить,В боковую он выскользнул дверь.…Закатное небо расцвечено розами…– Схожу-ка в Покровский теперь!. . . . . . . . . . .Пешком от Таганки дойти до АрбатаДля Дуни не труд, а забава.Идешь – как летишь между храмов,А храмы и слева, и справа!Закат, как багряный венец,Полыхает над ними!Неужто роскошнее будетВ небесном Иерусалиме?И радость такая, как в детстве далеком,Тут в сердце взыграла,Как в детстве, когда ее крошка МатронаСмеясь, обнимала,Ласкала, голубила:«Дунюшка-Дуня, сестренка моя,Ах, как же Господь тебя любит!Ах, как же люблю тебя я!»Вбегает Дуняша в каморку,Где спит она вместе с Настасьей.Да что же случилось?Откуда оно —Ощущение счастья?И тут до того захмелела,Что в зеркало глянула смело.Ведь дело идет к тридцати —А все-то она не стареет,И темная кожа ее потихоньку белеет,И вот уж совсемНе похожа она на шкелет —Накушалась досыта барских котлет.. . . . . . . . . . .– Ты где загуляла? —Кричит ей Настасья.– Давай, шевелись!У нас тут такое творится!Закончилась легкая жизнь.Двум барыням сразуТеперь нам придется служить —Решила Мария ГригорьевнаСына женить.Спокойно, как мертвая,Дуня спросила:– Так свадьба назавтра?– Назавтра смотрины!Сдурела ты, что ли, совсем?За работу берись!Ждем завтра к обеду невестуС мамашей-княгиней.. . . . . . . . . . .– Во-ло-дя! Не вздумай опаздывать!– Я обещаю. Но если со скуки помру,Не дождавшись десерта и чая,Отдашь в пользу бедных мое бланманже.– Ты слышишь, Иван?Он дерзит мне уже!Ты дашь умереть нам спокойно?Покуда мы живы —Тебя мы должны непременно женить!– Вот стимул, моя дорогая, подольше прожить, —Отец замечает.– Ведь мы же тебе не враги,Женитьбу навязывать силой не будем.Но Шуховы – очень достойные люди.И Ксеничку с матерью видел не раз ты.Мы их в Пятигорске встречали и в Ялте.. . . . . . . . . . .Да что, в самом деле, морочит он папу и маму?Прекрасно он помнитИ эту блестящую даму,И девочку, крошку совсем,И ее золотистые косы.И очень не прочь увидать ее взрослой.. . . . . . . . . . .– Ну, что ты мне скажешь?По-моему, он в восхищеньи!– Не сглазь и не вздумай давить на него.Пусть сам принимает решенье.– О Боже, имею я право хоть раз помечтать!Подумай, еще в Пятигорске обманывать матьМалышку училНаш балбес-гимназист!Не знаю, расслышал ли ты?Чтоб ей не давиться лечебным нарзаном,Он с ней потихоньку менялся стаканом,А бедный нарзан отправлялся в кусты.Теперь это кстати необычайно,Теперь они связаны общею тайной.– Найдется, найдетсяО чем побеседовать им.Девица весьма развитая,Флоренцию видела, Рим…. . . . . . . . . . .…А на ночь, конечно,Она разбирает шиньон,И в длинную косу тогдаПревращается все это чудо.Не знай он себя хорошо,То решил бы уже, что влюблен…– А может, и вправду влюблен?Все равно торопиться не буду!…О многом наслышана, что-то читала она(А глазки какие!А шейка под черной бархоткой!),Но главное то,Что она неподдельно скромна —Он знает: средь барышень светскихСовсем не такая уж редкостьУвидеть гибрид теософкиС парижской кокоткой.– Пока что могу с дорогою душойВозить их Шаляпина слушать в Большой…А вскоре все взятки с него будут гладки:Полгода уж строится мост через Вятку,Как штык, он там будет в назначенный срок.Дальнейшее знает один только Бог.…Спешит – а навстречу Дуняша,Которую в церкви он видел.– Как резко она отвернулась!Ничем я тебя не обидел?С прислугою надо подчеркнуто вежливым быть, —Покойница-бабка любила всегда говорить.. . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . .…А станет работа валиться из рук —Дворецкий прознает и сразу прогонит.О, хоть бы на пару денечков домой —Наплакаться вдосталь,Прижаться к Матроне!А здесь и слезинки нельзя проронить:Увидят – решат, что больна.Прогонят, прогонят немедля —Кому-то больная нужна?А сердце от боли вот-вот на куски разорвется,Не зря ей сулили, что смертью любовь обернется.Матронушка! Как бы добраться к тебеЗлосчастной, безгласной, бесправной рабе?. . . . . . . . . . .И тут ей Настасья, смеясь, сообщает:– Нежданные праздники нас ожидают!Как только Владимир Иваныч отбудет,То следомАж на две неделиРодители в Питер уедут.Хозяин за двери —А мыши пускаются в пляс.Как видишь,Не так уж и плохо живется у нас!Вот чудо так чудо!Но как же теперь-то ей быть?Так трудно, так стыдно кого-то о чем-то просить!А даже отпустят?До дома пешком не дойти —Где денег добуду?Но Бог ее слышит —И чудо сменяется чудом.Дворецкий зовет ее сам и смущенно,Не глядя в глаза, говорит:– Какая-то, вроде, МатронаЖивет у тебя на селеИ, вроде, больных исцеляет,И даже тяжелых совсем,А сама она, вроде, слепая…Ты знаешь ее хорошо?– Она мне родней, чем сестра!– Вот видишь… А к нам тут приехал вчераИз Тулы снохи моей старшей свояк,И, стало быть, твой он земляк…И всё про Матрону, про Митревну эту…Дуняша, мой внучек…Ты знаешь, болезнь его страшная мучит!Уж ты никому… Я доверюсь тебе…Такой ведь мальчонка… а болен падучей!И слезы смахнул.– Так чего же мы ждем?Сейчас же к Матроне его отвезем!– Да нет, не решатся они в одночасье.Спросить бы у Митревны этой согласья!Неплохо тебе бы поехать самой.Я дам тебе денег, Дуняша, я знаю —Ты дочиста все отсылаешь домой.. . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . .…Неужто она разучилась ходить далеко?Ведь станция дальше не стала! А так нелегкоИдти… И чем ближе село —Тем труднее шагать,Как будто весь воздух куда-то девался —Так трудно дышать.…Как странно – еще ведь светло,А на улицах нет ни души…Но вот их изба,К ней невестка навстречу спешит,За ней – ребятишки,И мама стоит у ворот…Матрона, небось, угадала,Что Дуня сегодня придет.Ее обнимают, целуют, сажают за стол.– А вы почему не едите?Случилось ли что?– Мы только с поминок.Ты ешь, ты с дороги, родная!– Легко говорить! Кто же помер?– Да ешь ты, сейчас все узнаешь.– А помер, пусть будет земля ему пухом,Гаврилин…– Гаврилиных – семеро братьев!Кого схоронили?Молчат, словно русскую речь позабыли.Дуняша вскочила – да что же случилось?Ведь это ж не первая смерть на селе,Не первый покойник на грешной земле.Так что же они языки проглотили?Неужто убили? Который Гаврилин?– Сестры их двоюродной свадьбу играли…И, стало быть, всех их на свадьбу позвали.Хотела Андрея жена не пустить,Ведь знала – не может родня им простить,Что стали с торговли так скоро богаты,Что въехали в каменные палаты.…А братья на свадьбе, видать, перепили,Про все, кроме злобы своей, позабыли…Они ведь и раньше хотели Андрея убить,Матрона твоя говорила,Что долго ему не прожить.Пригнулась Дуняша —Стоит и не дышит,А стены избы, и стропила, и крышаВокруг нее вдругХодуном заходилиИ тысячью голосов завопили:– Андрея Гаврилина братья родныеУбили! Убили! Убили!Не рухнула наземь небесная высь,И все по делам по своим разбрелись.Но жить, как мы жили,Мы больше не сможем,И с нас эта кровьБудет взыскана тоже.Мы все тут виновны, что братья родныеУбили Андрея! Убили! Убили!. . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . .– Ну что ты ревешь? —Увещает Матрона Дуняшу. —На братней крови и стоитЗемное страдание наше.Вот август настанет – и грянет война,Какой не бывало вовеки,Натешится злоба людская сполна,Аж кровью окрасятся реки.И все, что казалось нам вечным, – падет!И больше не будет ни слуг, ни господ!..Что, кончила плакать? Очнулась?Сильнее всего тебя это коснулось!Но Дуня в ответ зарыдала опять:– Такую невесту нашла ему мать!Княжна и красавица!Господи Боже!Бежать мне оттуда, бежать!Матрона вздохнула, слегка помолчала,Да как расхохочется звонко:– Так вот с чем к нам Дуня Носкова примчалась —На свадьбу господскую звать!А я-то решила —Заради больного мальчонки.Ну вот что – скажи,Чтоб мальчонку везли поскорей,А свадьбу Матрона играть не велела!– Ну что ты смеешься над бедною Дуней своей?Ведь я умираю,Хоть ты бы меня пожалела.– Слепая Матрона жалеет слепых!Ты зрячая.Посланный Богом женихТвой Жданов.Так дай ему времяТебя разглядеть за преградами всеми,Которые злоба людская меж вамиОдну за другой громоздила веками.. . . . . . . . . . .Старуха Наталья ее провожаетДо самых ворот.– Ну совсем городская!И ручка-то мягкая стала какая!А мать говорила – кастрюли ты чистишь…– Меня теперь учат господскую пищуГотовить, – Дуняша, смутясь, отвечает. —И руки приходится строго блюсти.…Недолгую гостью перекрестив,Наталья, как будто во сне, посмотрелаНа черные, в трещинах руки свои……Из персти земной было создано тело,И станет землею – мы все ей сродни…И снова проплыло в сознании сонном —Вот, плод ее чрева, дочурка МатронаЖивет, не касаясь земли,Живет, словно в царстве Субботы,И нежные ручки не знаютНи черной, ни белой работы…

Перейти на страницу: