— На его борту были буквы… Большие буквы, и я читал их!.. Вот только не помню какие… Вроде бы «А»… и, наверное, еще «Н»… Не помню. — Он поморщился, будто от внезапного приступа головной боли.
— Это не мог быть корабль военно-космических сил Конфедерации. Факт исчезновения патрульного крейсера Центральных Миров сам по себе явился бы событием, которое нельзя замолчать, — осторожно заметил Кейн. — К тому же следовать за вами в досветовом режиме не стал бы ни один здравомыслящий капитан. Кому позволят потерять двадцать лет реального времени? А попасть в ту область, куда стремился ваш отец, иным путем невозможно. Об этом свидетельствуют не домыслы, а выведенные им математические уравнения.
— Возможно, нам следует сложить наши знания? — внезапно предположил Николай.
Кейн не стал скрывать своего удовлетворения.
— Это именно то, на что я втайне надеялся, когда летел сюда, — признался он. — Жаль, что я опоздал со своим прибытием на Хабор… Возможно, это дало бы шанс избежать многих неприятностей лично вам, Николай…
Лоури не ответил. Для него достаточно было вспомнить свои чувства, которые обуяли его тогда, на Хаборе, и он подумал, что присутствие Кейна вряд ли бы что-то изменило радикальным образом.
Он действительно пережил страшный шок на этой планете, отданной во владение инсектам.
Теперь он понимал: если в области, где погиб принадлежавший его родителям корабль, физически не мог находиться крейсер Совета Безопасности, значит, все его обвинения, вся ненависть были беспочвенны. Кейн был прав, нравилось то Николаю или нет. Стоило взглянуть на события с иной точки зрения, чтобы понять — оставь военные психологи ему в наследство ту страшную травматическую память, еще неизвестно, сидел бы он сейчас здесь?.. Скорее всего, нет. Даже спустя двадцать лет после возвращения, когда неосторожное мнемоническое прикосновение инсекта вернуло эти страшные воспоминания, сорвав пороги забвения, он натворил достаточно бед, чтобы провести несколько месяцев за решеткой в форте Стеллар…
Как просты и в то же время горьки становятся определенные события, когда есть возможность взглянуть на них трезво… без пелены предвзятой ненависти…
Ганианские пираты, напавшие на их базу и разгромившие конвой на Хаборе, явно знали о развале Конфедерации Солнц и замораживании всех космических сил Патруля, а он не знал. Обретя ту травматическую память детства, которую вернуло в момент лечения неосторожное телепатическое прикосновение инсекта, он решил, что его опять бросили, предали…
Нет, все объяснялось гораздо проще. Теперь Николай не мог не признать, что в тот момент многие отловили свою «рыбку» в мутной воде галактических потрясений, а оборудование климатических станций вкупе с арсеналами военной базы Патруля стоило того, чтобы кто-то, владеющий информацией, совершил такой кровавый и молниеносный рейд…
Ему просто посчастливилось выжить… А он, вернувшись, пытался, дурак, прорваться в штаб уже не существующего флота Конфедерации, чтобы набить кому-то морду… Потом, отсидев до окончательного выяснения всех обстоятельств несколько месяцев в подземных казематах Стеллара, он сам, по сути, приговорил себя к этим проклятым богом и людьми рудникам, расположенным на самом краю обитаемых миров… Целая цепь роковых ошибок, жизненных промахов, основанных на ложных чувствах… Неудивительно, что Кейну потребовалось столько времени, чтобы найти его…
Многое, очень многое переворачивалось в эти минуты в душе Николая, бередило, болело, с трудом находя свои новые места на полочках сознания…
Пока он предавался этим мучительным размышлениям, Кейн терпеливо ждал. Приготовленный напиток он разлил по двум кружкам и одному блюдцу, которое поставил на пол перед ксеноморфом. Тот с жадностью набросился на угощение, и Николай, погрузившись в размышления, освободил себя от весьма неприятного зрелища.
…Очнувшись, Николай понял, что священник терпеливо ждет продолжения их беседы. Вернувшись в кресло, он маленькими глотками пил сваренный им же напиток.
— Попробуйте, это называется «глинтвейн». Один из божественных, но, к сожалению, забытых напитков древности.
— Извините, я задумался… — Николай взял оставленную на стойке кружку и сел в кресло напротив. — Что вы хотели услышать от меня? — спросил он, делая осторожный глоток.
Напиток действительно оказался неподражаемым. На фоне пряного вкуса дорогого выдержанного вина в нем сочетался целый букет других вкусовых оттенков, а температура напитка делала эти ощущения еще более глубокими и экзотическими.
— Я готов первым объясниться до конца, — предложил Кейн.
— Я слушаю. — Николай заметил, как Кейн украдкой бросил взгляд на оставленную им на стойке почти пустую уже пачку сигарет и с улыбкой протянул ему другую, непочатую.
Священник смущенно кивнул.
— Все мы грешны, — развел руками он, с наслаждением прикуривая.