Третья раса

— Не отставайте! — окликнул нас Долговязый. — И не о чем с местными разговаривать. Здесь же только отребье, зеваки, пришедшие на катера поглазеть. Мы в их сознании большие белые хозяева, у которых есть такая недосягаемая вещь, как кредитная карточка. Так что если бы Леся просто врубила ему кулаком промеж глаз без всякого предисловия, это было бы намного понятнее, чем любые слова.

— Учту на будущее, — пробурчала Леська, потирая локоть.

Мы протолкнулись мимо стартового причала, где были выставлены напоказ готовые к гонке катера — три поршневых и два прямоточника. Их владельцы, вальяжно расположившись в пилотских креслах, охотно позировали перед камерами.

— Никто из них не попадет в десятку, — уверенно заявил Долговязый. — Машины у всех слишком слабые для гонки, и они прекрасно об этом знают. Поэтому парад для них единственный способ прославиться до старта, срубить немного денег с прессы и спонсоров, а на них довести катера к будущему году. Все начинающие так делают.

— Ты что, участвовал в Большой Механической? — удивился я.

— Нет. А вот у Викинга имеется такой штрих в биографии. Ты же видел, как он управляется с батипланом.

Да, Викинг мог дать сто очков форы даже Молчунье.

— Погоди! А может, и он тут будет среди участников?

— Вряд ли. Его бесшабашная молодость уже позади. Доказывать ему уже нечего и некому. Вот если ему выдать боевой батиплан, он бы показал класс, а детские забавы его уже мало интересуют. Хотя в Сети он результаты гонок посмотрит, это я гарантирую.

— Ну и как он тогда? — заинтересовался я. — Вошел в десятку?

— В десятку… Эх, Копуха! Он призер сорок восьмого года. Бронзовый, правда, но в тройку войти — сам понимаешь.

Это меня впечатлило. Надо же, я был знаком с призером Большой Механической, барракуда дери! Ну и дела! Скрытные какие ребята служили раньше в охотниках.

Среди зевак я заметил десятка три европейцев. Некоторые из них, судя по одежде и густому загару, жили тут не первый год и могли по праву считаться местными. Другие, прилично одетые и белолицые, приехали поглазеть на гонку и совершить связанные с ней деловые сделки. В общем, жизнь в Бенкуле перед Большой Гонкой била ключом. По всей видимости, за эту неделю город умудрялся сколачивать средства, которые будут кормить его целый год, до следующих соревнований.

— Если Молчунья заявилась в гонке, здесь мы ее не найдем, — сказал Договязый, прокладывая нам с Лесей дорогу через толпу. — Она катером должна заниматься, а не фигней.

— А есть какие-нибудь списки тех, кто заявлен? — спросил я.

— Списки есть в мэрии. Но, во-первых, уже поздно, их только утром можно будет посмотреть, а во-вторых, люди заявляются здесь по документам, а не по кличкам и позывным. Ты знаешь настоящее имя Молчуньи?

— Я знаю, — вместо меня ответила Леся. — Это мальчишки ее вечно звали по прозвищу, а я с ней в детстве была ближе знакома.

— Везет мне, — усмехнулся Долговязый. — Вечно жизнь меня сводит с женщинами, от которых больше пользы, чем проблем. Что Рипли возьми, что Молчунью, что Лесю. Иногда кажется, что мужики глупых женщин попросту выдумали.

— Нет, — покачала головой Леся. — Не выдумали. Я парочку знаю.

— Ты забыл, как мы за Анной гонялись по затопленным коридорам, — напомнил я. — Такую панику от большого ума не устроишь.

— Не годится, — ответил отставник. — Радж оказался еще глупее. Он вообще утонул до смерти.

Аргумент показался мне сомнительным, но я не стал спорить. Вскоре мы оставили набережную за спиной и выбрались из толпы. Праздношатающегося народу на улицах по-прежнему было полно, но уже не так, что приходилось проталкиваться. Здесь, чуть подальше от стартовой пристани, я заметил и нескольких местных женщин, стоявших у края аллеи. В прическе каждой за левым ухом был заткнут большой алый цветок, а у тех женщин, что проходили мимо, никаких цветов не было, если не считать жасминовых гирлянд на шее, в честь всеобщего воодушевления.

— Красный цветок за ухом означает готовность к сексу, — шепнула мне Леся.

— Да это понятно, — смутился я.

Вообще-то мы с Леськой никогда на интимные темы не разговаривали. Секс у нас был отдельно от жизни, мы даже слова этого не называли. Определенно, есть трудности в семейной жизни с женщиной, которую знаешь с раннего детства. Но сегодня мы повзрослели, я это понял. Хотя нет, не мы, а именно я повзрослел — Леська всегда была старше меня морально. И оказалось, что во взрослой жизни тоже есть свои прелести. Например, тонкий, возбуждающий налет эротизма в Леськиных движениях, в аромате ее волос, в голосе и одежде, которого я раньше не замечал, но который делает мир вокруг и внутри намного ярче. У меня голова закружилась от этих новых, неизведанных ощущений. В порыве чувств я сжал Леськину ладонь.

— Я тебя люблю, — неожиданно для себя шепнул я ей на ухо.

— Это на тебя праздник так действует? — рассмеялась она.

— Нет. Просто я сегодня вижу все немного другими глазами.

— Наконец-то, — она притянула меня к себе и коротко, но горячо, поцеловала в губы.

От этого поцелуя женщины, с которой я прожил целый год, у меня чуть сердце не выскочило.