Третья раса

— Не все ли равно, что думают о тебе на станции? — она подобрала еще один камушек, но не бросила. Ей понравился белый узор на нем, напоминающий след чайки или древнюю руну.

— Для меня не все равно. Если бы не тень моей службы, я бы устроился вместе с тобой работать хоть кем-нибудь. И не был бы вынужден целый год сидеть сложа руки. Я не могу без океана, неужели ты этого не понимаешь?

— Понимаю, — в ее голосе послышалось сочувствие.

И хотя я был зол, шторм эмоций во мне постепенно улегся. Мне показалось, что она и впрямь все поняла.

— Я не бывший охотник, — мне стоило усилия сказать это. — Я им остался, несмотря на то, что меня списали. И мне нечего стыдиться. Однажды, я тогда был еще совсем салагой, мы убили очень опасную мину возле Одессы. Она была старой, из икринки вылупилась давно, успела как следует наесться планктона и накопить около двадцати тонн жира, смешанного с азотной кислотой из специальных желез. Нитрожир — это почти нитроглицерин. Одна из самых мощных взрывчаток на свете, не считая водородной бомбы, конечно. Если бы эта мина рванула в километре от берега, небоскребы Одессы сорвало бы с антигравитационных приводов, и они бы рухнули, превратив город в пыль.

— Ты зря не рассказывал мне об этом.

— Наверное, зря, — согласился я.

Она взяла меня за руку и тихонько коснулась губами моей щеки. Ее тепло влилось в меня, пронеслось сверху вниз по телу, смывая, как старую плотину, остатки обиды и раздражения. Я обернулся, обнял Леську и, закрыв глаза, прильнул губами к ее губам. Мир превратился в ее дыхание, в ее запах, смешанный с запахом океана. Неожиданный порыв ветра сорвал с гребня волны пену и донес до нас соленые брызги.

— Если бы ты рассказал об этом раньше, — Леся чуть отстранилась и мне пришлось разомкнуть объятия, — мне было бы легче устроить тебя. А так пришлось преодолевать трудности.

— Что? — не поверил я собственным ушам. — Ты устроила меня на «Тапрабани»?

— Да. Это мой подарок тебе на день рождения.

— Леська! — я задохнулся и ощутил, что на глаза навернулась предательская влага. — Ты лучший на свете друг!

Я ничуть не лукавил, ведь это была самая большая моя мечта — оставаться с Леськой и не расставаться с океаном.

— Сегодня твоя первая смена, — она улыбнулась и потрепала меня по волосам. Потом добавила: — Охотник.

— А кстати, кем ты меня устроила? — запоздало поинтересовался я. — Нырять?

Понятно ведь, что для работы на биологической станции нужно специальное образование. У меня же оно было чересчур специфичным.

— Сторожем. В смену старому Бену. Будешь хозяином станции, когда на ней никого нет. Еще зверей надо кормить.

Это чуть остудило мою радость — я все же рассчитывал получить работу ближе к специальности. Но расстраиваться не стал, ведь работа была в океане. Этот факт искупал все ее недостатки.

— Кажется, будет буря, — я глянул в сторону горизонта.

— Скорее всего. Тогда нам надо скорее на станцию. Ты заступишь пораньше, освоишься, а я выпущу Тошку и Лидочку из вольеры. Заодно познакомитесь. Только надолго я с тобой не смогу остаться, мне надо сгонять на материк, забрать документы по тренингу для Тошки.

— Жаль.

Но на самом деле Лесин подарок так меня взбодрил, что некоторое время я мог бы пожить без нее. В общем, я не очень расстроился. Я представил, каких трудов ей стоило уговорить начальство принять меня в штат, ведь ее коллеги относились ко мне с настороженностью. Они считали меня убийцей и были правы. В какой-то мере, конечно, поскольку никому из них не приходилось видеть живых пиратов и скорострельный пулемет, направленный прямо в лицо. В этом я им завидовал.

Леся чмокнула меня в щеку и потянула за руку к дому, где в эллинге стоял катер.

— Заскочи на кухню, — попросила она, — прихвати что-нибудь съестного. А то два дня на станции никого не будет, и камбуз не работает. А я катер пока заведу.

Я обогнал ее и вскоре взбежал по ступеням в наше жилище. За два прошедших года оно перестало вызывать у меня бурный восторг, как поначалу, хотя домик на острове в Индийском океане я бы ни за что не променял на жизнь в северном городке вблизи Светлогорска, где прошло наше с Леськой детство.

Иногда, правда, меня охватывала ностальгия по тем временам. Я вспоминал, как мы с Вовкой, Лесей и занудой Вадиком играли в охотников, прыгая по лесу с самодельными ружьями и гарпунными карабинами. Все мечтали попасть в охотники, в том числе и Леся, конечно, но получилось у меня одного. Теперь же от года в учебке и неполных двух лет службы остались только щемящие воспоминания, бусинка Кровавой Капли, полученная после боя в Северной Африке, десяток фотографий, сделанных Долговязым, и косые взгляды Лесиных коллег. Еще остался служебный адрес Чистюли, с которым мы прошли огонь и воду как в прямом, так и в переносном смысле слова. Однако с того дня, как мне пришлось навсегда снять темно-синюю форму, мы с ним не встречались ни разу. Ни мне, ни ему не хотелось вспоминать, как у Пушкина, «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они».