Третья пуля

Идеальным, утопическим вечером парк посреди Украинского бульвара был полон прогуливающимися парочками, проказничающими детьми, обнимающимися влюблёнными, брешущими собаками и теоретизирующими интеллектуалами. Все они лучились счастьем людей, довольных собою и тем, что они находятся именно здесь и прямо сейчас. Господствующей чертой в них было ощущение: жизнь прекрасна! В наступающих мягких сумерках загорались фонари, поставленные скорее для красоты, нежели с какой-то практической целью – поскольку в этом городе практически не было преступности, никто не страдал от безработицы и налоги были невысоки. Сгущающаяся темнота скрывала строительное безумие экскаваторов, бульдозеров и подъёмных кранов: при свете дня Москва перестраивала себя, наверное, в тринадцатый раз за свою долгую, сложную историю, в этот раз дав выстрелить капитализму – пусть даже жителям и приходилось с трудом пробираться через стройки и искать пути вокруг них, ловко уворачиваясь, чтобы не быть раздавленными либо случайной строительной машиной, либо угольно-чёрным, сверкающим «Феррари», проносящемся по брусчатке со скоростью под девяносто. Каменные и стальные фигуры в серых шинелях и напоминающих створки раковины моллюска касках времён Второй Мировой со старыми коммунистическими томмиганами, имевшими приметные вентилируемые стволы и гангстерские магазины-барабаны на семьдесят один патрон, высящиеся на пятнадцать футов вверх через каждые один-два квартала, безмолвно взирали на всё это, словно не будучи уверенными: это ли они защищали и эту ли жизнь они сделали возможной, сражаясь и умирая?

Окружённый девятиэтажными высотами жилого комплекса с адресом: Кутузовский проспект, дом семь и угнездившийся под деревьями ресторан «Хачапури» работал на полной мясной скорости. Это место специализировалось по кускам животных, насаженным на палочки. Они подавались хрустящими и блестящими от жира, вытопленного из них открытым огнём – куски чистого протеина, чей аромат наполнял воздух и вызывал в памяти картины казацких лагерей вдоль Дона, отдыхающих после целого дня сражения с царской пехотой где-нибудь в 1652 году. Ресторан сам по себе имел казацкое свойство, поскольку располагался в палатке на открытом воздухе недалеко от кухни и бара в отдельном здании, отделённом пешеходной дорожкой и служил местом сбора подрастающего поколения, ищущего пропитания, водки и общения, которые он исправно предоставлял.

Суэггер не стал пить водку, зная, что очнётся в Сибири с женой-узбечкой, девятью детьми и новыми татуировками. Не был он и голоден, хотя аромат мяса взывал к каким-то первобытным инстинктам в нём. Товарищество же, которого он искал, было особенного рода.

Он сидел в баре один, потягивая «коку», как в этом столичном городе называли Кока-колу и поглядывал на прохожих настороженным глазом, однако же не углубляясь в детали. Что-то сдерживало его: наверное, история. Как его собственная, так и история его страны и его культуры. Было трудно поверить: его воспитывали в ненависти ко всем этим людям, а они оказались такими красивыми, энергичными и счастливыми. «Отлично, парни,»– подумалось ему,– «что мы не взорвали вас в ядерную труху где-нибудь в 1977м. Это было бы большой ошибкой».

Шёл его второй день в Москве. Первый он провёл, слоняясь по Красной площади, на которой находилась его гостиница – «Метрополь» – и по окрестностям, в качестве первого впечатления получив ошеломление от той чистой радости, которой был наполнен этот город – пыльный, обветшалый, но всё ещё стоящий на своём посту после восьмисот шестидесяти пяти лет службы. Ряды сурово выглядящих сталинских жилых домов, полных древней памятью о слезах и убийствах, сдались вторжению торговли на первые этажи и нашествию хвастливых, кричащих вывесок и плакатов с изображениями самых разных товаров, всевозможных роскошных автомобилей, духов и модных дизайнеров, что только были известны людям. По крайней мере в семи точках горизонта небо пронзали новые Далласы из стали и хрома, господствуя над пятиэтажной плоскостью ныне павшей к их ногам коммунистической реальности. Это был настоящий город золотой лихорадки, хоть и бывший одновременно тысячелетним залом кровавой славы, и Суэггер не мог свыкнуться с ритмом этого места.

Но тут он увидел ту, кого ждал. У неё была внешность ловкого, цепкого журналиста без намёка на претенциозность и напыщенность и лишь лёгкая ирония играла в её взгляде из-под стрижки в американском стиле. На ней были брюки и чёрная футболка, как позволяла тёплая погода и среди местных она смотрелась вполне органично.

-Мисс Рейли? Я Суэггер.

-О, –сказала она, – великий Суэггер! Рада встретить героя.

Рукопожатие, милые улыбки, лёгкое замешательство.

-Я просто старый козёл, пытающийся усидеть трезвым посреди всего этого картофельного сока, – ответил он.

-Действительно, русские отменно выжимают картошку. Давайте присядем.