Я хорошо его понимала, хотя и считала, что он преувеличивает. И оказалась не права. Позже, высылая ему какие-то дополнительные документы и роясь в его столе, я обнаружила множество хвалебных отзывов, грамот, поощрений и даже свидетельств о премиях по две тысячи злотых за всякие усовершенствования, изобретения и другие рацпредложения. И при каждой грамоте письмо почти одинакового содержания: изобретатель сам, дескать, понимает, что его великолепный проект пока что не может быть осуществлен по причинам объективного характера. Прочитав письма, я уже не удивлялась – мне бы тоже расхотелось работать.
Они поехали и поселились вместе с Ежи и Ивоной, что оказалось ужасной ошибкой. Но арабы, во-первых, не предоставляли техникам отдельной квартиры, а во-вторых, придерживались принципа семейственности. Ежи к тому времени переехал из Махдии в Тиарет. Здесь опять следует взять «Сокровища», вся топография местности изложена там подробно, многое видно и на фотоснимках. В детали событий, случившихся позже, вдаваться не стану, ибо пишу свою биографию, а не биографии детей. Если хотят, пусть пишут сами.
Через несколько месяцев Зося с Моникой вернулись, на работу взяли Роберта. Он проектировал санитарные узлы. Именно тогда из Африки до меня дошел отчаянный вопль – «пришли учебники для студентов первого курса!!!» И вообще мои дети работали в Алжире как бы совсем не по профилю: Ежи, спец по электронике и инженер телефонной связи, не имеющий понятия о строительстве, занимал в строительно-архитектурной мастерской пост главного электрика. От Роберта пришло сообщение: он проектирует санитарные устройства в мечети, при этом понятия не имеет, как отнесется к уборной общественность: как к жизненной необходимости или, наоборот, кощунству, за которое его побьют каменьями? Он решил эту проблему перепиской с арабским министерством по делам религий.
С языками дело у него обстояло неплохо. Роберт знал английский. Когда уезжал, я умоляла его фонетически записать французские слова: «Там стоит мой брат, он заплатит», необходимые в разговоре с носильщиками. Сын записал на газете. Позднее, уже во время своего пребывания в Алжире, он пытался купить в магазине шестьдесят глаз и полкило сушеных зрачков. Неизвестно почему его потянуло на оптику, но требовал он, разумеется, шестьдесят яиц и полкило чернослива. А получив и разбив машину – он пренебрег правилом «смотреть, куда смотрит араб», – к механику обратился так:
– Сделать лицо. Потом идти, я гнездышко, ты гнездышко.
Ничего удивительного, что арабский механик офонарел. Ведь речь-то шла о том, чтобы сперва снять капот, а потом договориться о цене.
Зато через три месяца Роберт переводил новичкам. Я уже писала – некоторые черты дети, к счастью, унаследовали от отца, а не от матери.
Теперь предстоит рассказать о событиях кошмарных. Причем я не хочу добивать ни себя, ни читателей. Это были страшные минуты для всей семьи. И несмотря ни на что, Люцина даже в последние, ужасные минуты жизни умела углядеть комическое...
Летом Ежи, Ивона и Каролина приехали в отпуск, провели дома месяц и отбыли. Вся семья провожала их в аэропорт. Мы с Люциной стояли на открытой галерее в жуткую жару и смотрели на самолет, который даже не собирался двигаться к старту, хотя время отлета давно прошло и пассажиры сидели на местах. Стояла эта махина довольно далеко, около нее мельтешили люди и что-то делали. Через час я, перегнувшись через перила, спросила солдата пограничной службы, проходившего внизу, не в курсе ли он, случаем, почему не дают взлет.
Солдат оказался в курсе.
– Устраняют какие-то неполадки, – успокоил он нас.
Я вернулась с этим сообщением к Люцине. Мы напряженно следили за дальнейшим ходом событий.
– По-моему, приклеивают пластырем габаритный огонь, – обронила я с меланхолическим сомнением. – Отвалился, видать.
– Лампочку ввертывают, – поправила меня Люцина.
– Возле колес – никого, значит, дело не в шасси, – утешилась я.
Следует заметить, что к тому времени катастрофа с «Коперником» уже стряслась. Я не обмолвилась о ней ни словом, потому что тогда погиб Кшись Гайда, самый любимый друг Ежи, а для меня третий сын. Шок не прошел и по сей день, поэтому распространяться об этом не стану. Мы с Люциной прождали два с половиной часа, пока самолет не улетел.
В нужный момент я прибегла к дипломатии. Позвонила в справочную и сладким голосом осведомилась:
– Извините, пожалуйста, самолет из Алжира прилетает вовремя или задерживается?
– Вовремя, – вежливо сообщила дежурная. Я позвонила Люпине.
– Самолет уже летит назад и прибывает вовремя, значит, там приземлился благополучно и возвращается по расписанию.
Люцина никогда не отличалась склонностью к истерикам, но облегчение в ее голосе, когда она поблагодарила меня за эту весть, ощущалось прямо-таки физически.