Буйство фруктов превышало любую фантазию. Однажды при покупке гранатов я сваляла дурака, во что бы то ни стало желая сама выбрать фрукты на лотке. Продавец смотрел на меня с состраданием, потом высыпал из моей сумки все выбранные гранаты и напихал других, по-моему, гораздо хуже. Ладно, будь по-твоему. Я оставила лишь один самый, на мой взгляд, красивый гранат. Он согласился, пожав плечами, – пожалуйста, раз уж мне так хочется. Дома мы занялись сравнением.
Выбранные продавцом фрукты оказались пищей богов; верно, такими соблазнилась Персефона. В жизни я ничего подобного не едала. А мой красивый гранат – сплошной уксус. Больше я никогда на рынке ничего самостоятельно не выбирала.
В чужом апельсиновом саду мы однажды украли апельсин. Не то чтобы у нас обнаружились воровские наклонности, просто апельсин прямо с дерева показался мне и моей невестке невероятно экзотичным и желанным. И мы подослали Каролину, заставив невинного ребенка украсть фрукт. Трофей оказался кислым – вырви глаз, но уж коль скоро он украден, пришлось съесть, иначе поступок выглядел совсем неприличным.
Да, в Алжире вовсе не продавали сыра, а с яйцами творилось какое-то светопреставление. Куры в стране существовали, значит, были и яйца. Тем не менее, когда яйца привозили в «галерею» (так именовался государственный универсам), вокруг разыгрывались невообразимые баталии. Даже закупив товар, очередь не расходилась – должно быть из чувства коллективизма, так что иногда яйца для Ивоны покупал полицейский.
Между прочим, повсюду устанавливались две очереди – в одной женщины, в другой мужчины, и товар отпускали, как у нас инвалидам и пенсионерам: первым с одной стороны, вторым – с другой. Это оказалось очень выгодно для нас – мужчин толпилось гораздо больше. А яйца, конечно, были везде, только на рынке они стоили в два раза дороже.
Жратвы, вообще-то, хватало. Алжирская пищевая промышленность выпускала макароны, кстати очень вкусные. Все остальные продукты в незначительном количестве поступали по импорту, а в мощных дозах – контрабандой. Цены на базарах, напоминающих нашу давнюю барахолку, заламывали бешеные. Чтобы купить, к примеру, полотенца, выгоднее было бы прокатиться за ними в США, а уж во Францию – сам Бог велел.
О запчастях для машины и мечтать не приходилось, все привозили из Польши. Однажды при отсылке таковых, используя, между прочим, и Саси, я устроила у нас в Окенче хороший спектакль. Расскажу об этом позже.
Опять, наверное, кто-нибудь сочтет, что я выдумала нереальные ситуации и неправдоподобные события. А что тут выдумывать? Перед лицом действительности любой вымысел тускнеет...
Насчет багажа при отъезде в Алжир на работу я написала в «Сокровищах». Ничего не наврала, в тексте нет никаких преувеличений. Чертов список я сама шесть раз переписывала на двух языках – по-польски и по-французски; и не на продажу люди везли вещи, а для личного пользования. Чего не привезешь, того не будешь иметь. На продажу везли только старую одежду, которую тамошнее население раскупало нарасхват, ибо по сравнению с их ценами привезенная старая одежда стоила гроши. А полякам эти гроши позволяли дожить до первой зарплаты, обычно задерживаемой на три-четыре месяца. «Полсервис» выдавал аванс лишь за один месяц.
Однажды во время экскурсии в Тлемсен, Оран и окрестности мы постоянно натыкались на какую-то страшную мрачную морду, расклеенную на всех стенах в виде плакатов. Мои дети забеспокоились: не объявление ли это о розыске вроде «Беглый негр вырезал целую семью, если кто-нибудь увидит...» и так далее? Мы даже начали подозрительно озираться. Потом нам объяснили – плакатами почтили визит какого-то именитого государственного деятеля. Понятия не имею, кто он такой, но его физиономия могла присниться лишь в страшном сне. На наши снимки она попала лишь потому, что висела повсюду и без нее не удавался ни один ракурс.
Землетрясение началось вечером. Я сидела на кушетке в гостиной у детей. Ивона пошла к соседям этажом ниже, Каролина спала, Ежи стоял рядом, мы разговаривали. Мимо дома по шоссе со скрежетом и грохотом пронесся большой грузовик – все заходило ходуном; грузовик уехал, однако все продолжало трястись, в том числе и кушетка подо мной. Не грузовик, а какое-то чудовище промчалось, раз дом до сих пор резонирует. На столе звенели стаканы.
– Что же это такое, ребенок? – разобиделась я.
– Землетрясение, мамуся, – грустно ответил он.
– Не говори чепухи! – не поверила я.
– В самом деле землетрясение. Что делать – бежать за Ивоной или вынести Каролину? На всякий случай обуюсь.
Он надел башмаки, хотя трясти перестало. Тогда я впервые узнала: следует ожидать второго толчка, который может случиться, а может и нет. Если нет, очередное землетрясение произойдет когда-нибудь в другой раз, и никаких проблем. А если да, то после второго толчка будет третий, от которого все начнет рушиться.