Третья молодость

Я развернулась. Бахчисарай разочаровал меня, ничего от романтической атмосферы не сохранилось. Где-то неподалеку мы наткнулись на сарай – склад амфор и саркофагов. Амфоры, начиная с маленьких, со спичечный коробок, до монстров со шкаф величиной, валялись в кучах по углам. А саркофаги два века пролежали на улице в крапиве. Здешняя забота об исторических памятниках весьма напоминала заботу о человеке.

Елена доставляла нам добавочные развлечения. Яцкевичус уехал. Остался его сын и освободилось одно место, отведенное пани Стефании в двух лицах. Еще до того Елена сбежала в Киев, оставив вместо себя на посту одного из приятелей. Из Киева она позвонила: пани Стефания приезжает на следующий день рано утром, необходимо встретить ее в Симферополе, забрать с вокзала и как-нибудь разместить.

Я отказалась ехать в четыре утра – не знаю я ни пани Стефании, ни симферопольского железнодорожного вокзала. Пожертвовать собой согласился приятель Елены. Закавыка, однако, заключалась в том, что первый троллейбус из Ялты приходил в Симферополь через пятнадцать минут после прибытия поезда. Пани Стефания за эти пятнадцать минут многое могла предпринять. Язык она знала прекрасно и, если, не дай Бог, решила бы двинуться на поиски сама, пропала бы наверняка – Елену в Мисхоре и в самом деле трудно было отыскать.

Приятель Елены решил вопрос по телефону, чем привел меня в полное восхищение. Телефон работал безотказно, не составляло труда дозвониться даже в справочную, к чему в Польше я вовсе не привыкла. Только вот способ решения проблемы ни в жизнь не пришел бы мне в голову. Изобразив из себя какое-то начальство, он добился того, что прихода поезда в нужном месте перрона по стойке смирно будет ждать железнодорожница в мундире, готовая опекать двух пассажирок. К счастью, поезд опоздал, и приятель Елены успел перехватить пани Стефанию самолично.

В Ялте мне довелось наблюдать страшную сцену, которая в будущем помогла мне сориентироваться в обстановке.

О вражде между Грузией и Россией я слышала множество раз. Все о ней говорили, наверняка так оно и было. Причины недоброжелательности многочисленны – тут и происхождение Сталина, и грузинская любовь к свободе.

Однажды в Ялте мы забежали перекусить в блинную. Я села за столик на свежем воздухе, а Марек стоял в очереди в кассу и к окошку, где подавали блины. Я бездумно глядела на воду и на людей вокруг, как вдруг до меня дошло, что за соседним столом происходит что-то неладное. Там сидело человек пять, среди них взрослый блондин славянского типа и темноволосая девочка лет десяти-двенадцати. Разговора их в шуме я не расслышала, да и не поняла бы, но слова ничего нового все равно не прибавили бы.

Между блондином и девочкой сыпались искры высокого напряжения. У него стиснуты челюсти, а в глазах готовность убить, у нее – яростная решимость и дикое упорство. При всем том они сохраняли вежливость, не ругались, не повышали голоса, а нависшую над столом ненависть хоть топором руби.

Ничего не понимая, я всматривалась в них с ужасом: что ребенок сделал этому типу... пока не пришла с тарелками мать девочки. Она тоже старалась быть вежливой – вежливое шипение змеи слетало с ее уст. Красивое лицо, сросшиеся брови – только тут до меня дошло. Господи Боже, да это же пресловутая межнациональная рознь! Охотней всего они вцепились бы друг в друга не медля ни секунды. Впечатление ужасное. Я как завороженная не в силах была отвести взгляд. В разговорах насчет грузинско-русских чувств не оказалось и тени преувеличения. Сплошной кошмар и безумие!

С той жуткой сцены мои взгляды начали определяться, и, по-моему, я первая осмелилась утверждать, что молох на востоке скоро развалится. Все меня считали дурой-оптимисткой, не имеющей понятия о политике. Что касается политики – согласна. Но деликатно напомню – зато я разбираюсь в людях. Судите сами, кто оказался прав?..

Распростившись, наконец, с Крымом, мы на пароме отправились в Одессу, а оттуда приблизительно в сторону Ужгорода. В интуристовских гостиницах мы заплатили однажды двадцать четыре рубля за сутки, в другой раз тридцать шесть. Ножницы цен прямо-таки индусские: там пария, а здесь – раджа. В какой-то второразрядной гостинице за два рубля с копейками администраторша умоляла, чтобы мы уехали до восьми утра: явится контроль и обнаружит иностранцев. Приняла она нас лишь потому, что сама родилась в Польше. Кроме Интуриста, у нас везде просили командировочное удостоверение – частным образом в этой стране человек не разъезжает и по гостиницам не шляется.

Очередность последующих переживаний, очень разноречивых, не помню. Где-то я умудрилась пересечь границу, за которую иностранцам въезд воспрещен, и очутилась на территории, лет двадцать не видавшей чужестранца.