Третья Мировая Игра

— Как самочувствие, защитник? Встать можешь?

— Могу…

Это я сказал? Не может быть. Зачем я это сказал?

— Ну-ка выпей.

Глотаю из ложки какую-то микстуру. Горькая и в то же время сладкая. Пахнет травами.

— Дай пульс…

Вот вам мой пульс. Ярыжкин снова ноет:

— Алексей Данилыч, ну что, голубчик?..

— Тише, господин тренер, тише. Еще одного жмурика на марше захотели?

— Дорогой мой, ну о чем вы говорите?!

— Тогда сделаем так. В лазарет его класть пока не буду. Но и к игре на сегодняшний день не допускаю. Оставьте часа на четыре в палатке, пусть немного отлежится, а потом своим ходом команду догоняет.

Пробую подняться.

— Погодите, доктор. Я сейчас встану…

— Вот видите, Алексей Данилыч! Он сейчас встанет!

— Не спорить! Лежать…

Вышли. О чем-то поговорили снаружи. Ясно пока только одно — можно спать.

Спать…

Но постойте, я же в игре! Я веду контратаку по левому краю. Огромными прыжками я скачу по лесу… Без меня мяч сдуется и усохнет… Мне нельзя спать. Надо вставать… Я спрячу мяч за пазуху и побегу по ледяному полю. Укроюсь в лесах, проползу под деревьями. Немец меня не догонит. Придет весна, сойдет снег…

Появятся цветы и зеленые листья…

Где это я? В палатке…

Пошарил вокруг руками — лежу один. Как все остальные поднимались — не помню. Помню только врача. Врач разрешил мне спать. А где Антоха? На марше. Зачем же я ребят подвожу? Если я буду здесь лежать, то моя ноша кому-то другому достанется. Не дело это. Надо подниматься.

Переворачиваюсь на живот, встаю на четвереньки. Разворачиваюсь, высовываю голову наружу. Лагеря нет. Стоят три палатки, дымит костерок, у огня несколько человек прислуги чаевничают, кружками гремят.

— Эй, братцы! А где остальные?

— Где-где… Ушли. Вам предписано еще три часа отдыхать, а потом потихоньку двигаться напрямик в Коробец. Там соединение нескольких отрядов будет.

— Я сейчас пойду, догоню своих.

— Э, нет! Так, мил-друг, в игре не делается. Либо сразу надо было идти, либо теперь тренерскому приказу следовать. А ну-ка погоди! Твоя фамилия как будет? Не Прокофьев, случайно?

— Прокофьев.

— Тогда получай письмо. Ночью пришло.

Хватаю конверт. От отца. Рву плотную бумагу.