Третье Тысячелетие

— Что ты хочешь этим сказать? — нервно прервал его Толя.

— А то, что я останусь с вами, вернее, останусь с туземцами. С вашими грандиозными планами вы можете стереть их с лица планеты…

Наконец слово взял комендант. Оглядев зал, Хенк заговорил:

— Мое мнение вряд ли удивит кого-нибудь. «Аякс» — моя жизнь, моя судьба… Для меня предложение разобрать корабль и разбросать это совершеннейшее творение человека среди льдов равносильно святотатству. Я не могу навязывать вам свою волю, но моя обязанность — напомнить вам о вашей миссии и о долге перед Землей. Звездолет не мой и не наш, мы не имеем права по собственному усмотрению распоряжаться им. «Аякс» — детище всего человечества, его мечта и надежда… Вы знаете, каких трудов стоило его создание. Я хорошо понимаю благородный порыв моих четырех коллег, но неужели наш долг по отношению к Земле — не высший закон для нас?… Предлагаю следующее: еще сутки обдумать все «за» и «против», а потом голосовать. Наше решение не должно зависеть от случайного настроения, оно должно явиться плодом трезвого и ответственного разговора каждого со своей совестью…

На следующий день, пока комиссия вела подсчет голосов, зал гудел от возбуждения. Наконец из-за своего стола поднялся комендант. Лицо его было непроницаемым. Сердце мое сжалось от волнения. Хенк подождал, пока восстановится тишина, и твердым голосом объявил:

— Большинство — за предложение четверки. Против голосовало шестьдесят два человека.

Надо было видеть, какая буря разразилась в зале! Толя вскочил на стул и что-то радостно кричал, размахивая руками. Кастелло, сидевший рядом со мной, порывисто обнял меня. Когда мы выходили из зала, ко мне подошел улыбающийся Бессонов:

— Ваша взяла, черти! Ну что ж, похороните меня, старика, на чужой планете…

— Ты недоволен решением? — спросил я.

— Все хорошо, мой мальчик, — сказал он, хлопнув меня по плечу. — Да, Хенк просил вас с Сеймуром зайти к нему…

Когда мы вошли к коменданту, я понял, что он расстроен гораздо больше, чем можно было подумать по его виду. Хенк долго сидел, склонив голову, и машинально черкал карандашом на клочке бумаги. Не поднимая на нас глаз, он хрипло сказал:

— Возлагаю на Сеймура обязанность сообщить Кунею о сегодняшнем решении. И заключить нечто вроде договора о сотрудничестве… Только не знаю, не заподозрят ли они нас в нечистых намерениях, — горько усмехнулся он. — Вы же сами говорили, что альтруизм непонятен для них…

— Будьте спокойны, никаких недоразумений не будет, — ответил Сеймур.

Наступило неловкое молчание.

— Хорошую кашу вы заварили, — мрачно сказал Хенк. — Забыть родную Землю!..

Он резко встал и заходил по кабинету. Мы с Сеймуром благоразумно выжидали. Наконец Хенк остановился пялом с нами и, пристально глядя то на меня, то на Сеймура, произнес:

— Даю вам полсотни лет сроку, чтобы вы разморозили эту проклятую планету! И еще столько же на производство терциального горючего для полета к Земле. Я не собираюсь умирать на вашем заледенелом Тисе!

— Раньше успеем, — уверенно ответил я. — Через сто лет ты будешь валяться в гамаке в своем садике под Стокгольмом.

Лицо Хенка прояснилось — он был как большой мальчишка, наш комендант.

— Смотрите! Ловлю вас на слове! Мне не улыбается просидеть полжизни на раскисшей земле… Тут со скуки повесишься — ни травки, ни деревца…

— Скучать не придется, — заверил Сеймур, — Дел хватит. И больше всего коменданту.

Хенк улыбнулся и обнял нас за плечи.

— Все-таки вы неплохие ребята. Хоть и обвели меня вокруг пальца… Но я еще полечу к Земле, вот увидите!

Когда мы вышли из ракеты, первым человеком, которого я увидел, была Ли. Она не сделала ни шагу навстречу мне, даже не подняла руки для приветствия. Подойдя к ней, я увидел в ее глазах радость.

— Ты вернулся! — тихо сказала она. — Вас долго не было. Я боялась…

— Это хорошо, — ответил я. — Такое случается и с земными девушками…

— Ты хочешь, чтобы я походила на них?

— Хочу, чтоб ты была похожа на одну себя. Мы пошли к лифтам. Ли медлила — она никогда не спешила, когда предстоял спуск под землю.

— Прошлой ночью я смотрела в маленькую подзорную трубу на ваш корабль, — сказала она.

— Ты сама это придумала?

— Нет, мне дал посмотреть Фини…

Я догадывался, какого рода интерес к «Аяксу» испытывал Фини. Видимо, проверял, не удрали ли мы.

— Я смотрела на звезды. Хотела отыскать вашу…

— Она не видна в такую слабую трубу, — сказал я.

— Нет, я нашла ее, я почувствовала ее — у нее такой ласковый свет.

В тот же день мы встретились с Кунеем. Узнав, что предполагаемая операция будет, по сути дела, означать гибель «Аякса», Куней воскликнул:

— Но зачем вы делаете это? И я не понимаю, как мы будем рассчитываться с вами…

— На сей раз это не будет стоить вам во гроша, пошутил Сеймур.

— Может быть, вы хотите, чтобы мы поделили Тис? — все еще недоумевая, вопрошал Куней. — И чтобы мы владели им вместе?

Я хорошо понимал, что принять эту услугу даром казалось ему неразумным и даже безнравственным. Сеймур нашел выход из положения: