Третье тысячелетие. Том 3-й дополнительный

— Тебе хочется увидеть пустыню? Я тебя понимаю… А мне хочется иной раз увидеть что-нибудь совсем неприглядное… Например, слякоть. Ты знаешь, что это такое?

— Думаю, что знаю.

— Слякоть бывает, когда идет мокрый липкий снег или сеет дождишко… И еще хочется, чтобы был ветер — холодный, пронизывающий…

— Да, да, и чтобы некуда было деться от этого снега и ветра, — сказал я.

— Ты умный парень… и притом совершенно нормальный… Человеческой душе нужно не только прекрасное, величественное и спокойное. Да и кто знает, прекрасно ли оно на самом деле. Может быть, прекраснее вот это: снег, ветер, срывающий пожелтевшую листву, раскисшая дорога среди низких, почти безлесных холмов… Скорее всего прекрасное — это и то и другое вместе, обязательно вместе. Если оставить только одно, оно уже отрицает себя, переходит в свою противоположность. Так же как эти опостылевше-прекрасные горные долины…

Мы медленно плелись по тропке среди свежей жесткой травы, этой проклятой синтетической травы. Тропа петляла между деревьями, забираясь все выше, и, когда мы поднялись на холм, перед нами открылось небольшое озеро, стиснутое с трех сторон серыми бетонными скалами. В озере купались три молодые женщины, все нагие. Было не совсем вежливо идти дальше, хотя обычно с этим не церемонились. Купальщицы тоже увидели нас, но продолжали плавать, не обращая на нас внимания. Одна из них, самая смуглая, то и дело хохотала и весело кричала что-то подругам. Это была Ада.

— Сядем, — предложил Сеймур.

Мы уселись под деревом, единственным деревянным деревом здесь — потому-то под ним всегда валялись отдыхающие от дел. Правда, листья на нем были тоже синтетические. Сеймур спросил:

— Это не Ада там веселится?

— Кто же еще?

— Она молодец. Когда я слышу ее смех, мне перестает казаться, что «Аякс» — это летающий сумасшедший дом. Она единственная, кто не занимается бесконечным самокопанием.

Мы надолго замолчали, я закрыл глаза и слушал доносящиеся с озера крики Ады и ее подруг. Вдруг Сеймур попррсил:

— Малыш, почитай свои стихи.

Мне не хотелось, но он настаивал.

— Ладно, — сказал я. — Прочту самое короткое, и больше не проси. Нет настроения.

В этой огромной белой,
белой пустыне света,
В этой черной огромной
пустыне из ничего
Есть бесконечно много
живых и мертвых солнц.
Есть бесконечно много
планет, изобильных и пышных.
Есть бесконечно много
уродливых тел и глаз -
Кровавых, пустых и хищных,
слезящихся и блудливых.
Лишь одного не слышу -
голоса твоего:
«Милый, проснись — такое
ясное теплое утро».

Мне показалось, что Сеймур едва заметно улыбнулся. И был совершенно прав, разумеется.

— Немного старомодно, — сказал он. — Но совсем, совсем неплохо…

— Что делать, если на «Аяксе» нет других поэтов?… Чтобы развиваться, нужна конкуренция, а у меня соперников нет.

Я еще не родился, когда началось строительство этого исключительного звездолета. Правда, и до «Аякса» были корабли с субсветовыми скоростями, но район их досягаемости был довольно ограниченным. Самый быстрый и совершенный из них — «Полярная звезда» — провел в космосе всего одиннадцать лет по своему внутреннему времени. Практических достижений у «Полярной звезды» не было — астронавты обнаружили на своем пути три мертвые планеты, и только на одной из них что-то вроде атмосферы и простейшие микроорганизмы…

Во время нашего бесконечного полета на «Аяксе» я несколько лет изучал анналы космических путешествий и все связанное с освоением космоса. Самое большое впечатление на меня произвели оптимистические прогнозы прошлых веков. Теперь можно только улыбаться предвидениям конца двадцатого века о будущих полетах в космос.

Более шестисот лет прошло от полета великой капсулы Гагарина до создания первого звездного корабля с субсветовой скоростью. Это стало возможно благодаря открытию энергии элементарных частиц, которую мы называем сейчас «терциальной». Во времена Гагарина о ней не имели даже самого общего представления. Но даже при изумительном прогрессе всех наук понадобилось почти триста лет, чтобы заключить эту энергию в реакторы — вещь, поначалу казавшаяся неосуществимой. Первый субсветовой звездолет назывался «Антей» и с виду походил на допотопное чудовище. Представьте себе неуклюжую гигантскую птицу с расправленными крыльями. Вот такой пташкой и был «Антей», причем только клюв мог быть использован для устройства капсулы с людьми. Все остальное составляла сложная система реакторов. Он улетел к Проксиме и не вернулся…