Третье открытие силы

Почти автоматически я спросил: - А как же тот, кто болен от рождения? Или родился с дефектом? Он внимательно посмотрел на меня, поглаживая ладонью свою бритую макушку: - Свой главный выбор человек делает до того, как начинает жить... Ты ведь знаешь... Да, об этом я догадывался, хотя говорить, что знаю с определенностью, не стал бы. И потом, мне не очень хотелось с ним соглашаться. По крайней мере, так вот сразу... Мне не нравится, когда меня поучают, я сам умею делать это по высшему разряду. Работа у меня такая... - ДА ТЫ РАССЛАБЬСЯ, - сказал он, - я не собираюсь тебя поучать. Просто у меня есть мнение, я его высказываю... Могу молчать, если тебе от этого будет лучше. В конце концов, у тебя ведь тоже есть собственное мнение. По любому вопросу. И если ты к слову поделишься им со мной, я буду тебе весьма признателен... "ДА ТЫ РАССЛАБЬСЯ..." Все остальное я слышал уже сквозь белый шум возникшего в сознании звукового тумана. "Да ты расслабься..." Вроде бы ничего особенного, фраза, как фраза... Но почему она вызвала во мне такое грустное и такое тягучее ощущение чего-то до зуда в зубах знакомого - того, что связывало мою личную память с чем-то еще?.. Это что-то существовало до меня и, всегда присутствуя где-то совсем рядом, неизменно оказывалось недосягаемым, оставалось за пределами осознанного восприятия... Всю жизнь я подспудно стремился туда добраться и иногда даже замечал, как где-то там шевелятся многочисленные образы этого чегото... Как в питерском трамвае, окна которого плотно затянуты узорчатыми шторами февраля... Знаешь, что вроде бы вот-вот будет твоя остановка, но не уверен, и дуешь усердно на стекло, и пытаешься разглядеть, что там снаружи, и там что-то действительно есть, но стекло вновь индевеет, кто-то курит за газетой на заднем qhdem|h, кто-то одиноко храпит, а ты, по большому счету, понятия не имеешь, где ты, так как водитель молчит, потому что уже почти полночь... И ты подходишь к двери, она шипит и скрежещет, и нехотя сжимается в гармошку, разевая серединный провал в незнакомую ночь, и в этой ночи почти не за что зацепиться, поскольку был здесь давно, и один только раз, и к тому же летом, и вообще, тогда было утро, но ты должен кого-то найти, что-то кому-то передать, и почему-то именно здесь и непременно сейчас, как будто нельзя подождать до весны и выбрать место поприличнее, чем эта стынущая промозглым морозом и сплошь заставленная равнодушными домами ночь, и уже поздно, и холодно просто так слоняться по незнакомым улицам, где даже спросить не у кого, потому что редкие прохожие шарахаются от тебя, и перебегают на противоположную сторону, и спешат скрыться в спасительных теплых зевах вздыхающих всплесками тусклого рыжеватого света пыльных коммунальных коридоров, и дверные хлопки пожирают лезвия квартирных лучей и замирают в пахнущей мочой, крысами и жареным луком коричневой мгле, гулко прокатившись до самых стеклянных крыш по заплеваным ребрам матерно исцарапанных лестничных маршей... И ты знаешь, что кто-то непременно должен быть где-то здесь, и трамвай уже ушел, и выхода нет, и ты ищещь, но кого? И где?

Я очнулся от того, что рядом произошло какое-то движение.

Он стоял возле своего рюкзака, держа в руках веревку и сверкающий отточеннной кромкой хищно изысканный топор на длинной узкой ручке. В сочетании с его устремленным на меня взглядом это заставило меня инстинктивно насторожиться, однако я тут же осознал, что веду себя глупо, поскольку никакой агрессивностью от него, вроде бы, не веяло. - Пойду еще дров приволоку, - сказал он. - Там повыше совсем сухой боярышник на склоне. - Я знаю, видел, когда сюда шел...

Он повернулся и, тихо напевая что-то протяжное и в то же время очень ритмичное, направился к верхней оконечности балки туда, где стояло высохшее дерево. Мелодия, которую от пел, была теплой и мягкой, она словно завораживала, я чувствовал, как каждый новый ее такт порождает внутри меня поток приятного, расслабляющего и ранее не знакомого мне ощущения. Когда он проходил рядом, я разобрал слова: - Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна, Кришна... - Эй, ты что, кришнаит? - спросил я вдогонку, мгновенно про себя решив, что положительный ответ объяснит мне происхождение искры безумия, которую я уловил в его странной манере смотреть.