Третье откровение

Инагаки заколебался. Затем посмотрел на толпу ждавших автобус, взял коробку с красками, и они направились к автомобилю Фауста.

Японец остановился в маленькой гостинице неподалеку от Сен-Жермен-де-Пре. Отыскав свободное место на стоянке, Фауст проводил художника в кафе «Ле де маго». За сладким вермутом он расспросил Инагаки:

— Как вы поступите с картиной, когда она будет закончена?

— О, это заказ. Я никогда не приступаю к работе, не получив заказ.

— Прибыльное дело?

Инагаки насторожился, поэтому Фауст поспешил успокоить нового приятеля, представив ему свое curriculum vitae, ^[39]правда с небольшими поправками, в которых и заключалась разница между удачливым и неудачливым соискателем грантов. Можно было бы простить японцу, если бы тот решил, будто выпивает в обществе профессора университета, находящегося в отпуске.

— Если бы я мог позволить себе, я бы и сам заказал вам картину.

Инагаки улыбнулся, принимая эти слова за простую любезность.

— Каковы ваши гонорары?

— Это от многого зависит.

— Боюсь, сумма, в которую я оценю вашу работу, будет несопоставима с той, какую смогу заплатить.

— Что за полотно вы имеете в виду?

Грант Фауста подразумевал изучение Делакруа, с перспективами открытия новой темы. Что думает Инагаки об акварельных набросках лошадей работы художника? Инагаки загадочно улыбнулся.

Фауст не стал настаивать. И вот теперь, в свой пятидесятый день рождения, одинокий и угрюмый, он раздумывал об Инагаки и о Беренсоне, пил и курил, и одна идея, бывшая сначала смутной, приобретала все более четкие очертания. Утром Фауст начисто все забыл, но затем у него страшно разболелась голова. К той мысли его вернули репродукции из Версаля. Ночные идеи, особенно те, что щедро подпитываются спиртным, редко выдерживают придирчивый взгляд дневного света. Однако в данном случае все было иначе.

До самого отъезда из Парижа Фауст обрабатывал Инагаки. Они стали в своем роде друзьями. Несколько раз сходили вместе в бордель, и это словно скрепило какой-то негласный договор, связавший их. Приятели обменялись адресами электронной почты. Фауст удивился, получив копию акварели Делакруа. Он как раз собирался в Массачусетс по приглашению Зельды Льюис, одной из своих покровительниц, женщины, для которой составил каталог картин из коллекции покойного супруга. Фауст продал ей мнимого Делакруа за крупную сумму, но гораздо дешевле, чем стоил бы подлинник. Половину вырученных денег он отослал Инагаки, и они стали своего рода подельщиками. В постели с подвыпившей Зельдой Фауст оказался случайно, но сразу же забыл о разнице в возрасте. После нескольких лет воздержания Зельда показала себя ненасытной любовницей. Потом она рыдала, сокрушаясь об измене памяти мужа. Фауст утешил ее, и вскоре последовал второй раунд.

— Это будет нашей тайной, — шептал Фауст.

Возможно, он имел в виду Делакруа.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I

«Что мы ищем?»

Брендан Кроу исчез.

Когда Трэгер узнал, что отец Кроу уже два дня не появлялся на работе, первым его порывом было заглянуть в жилище на крыше и узнать, не постигла ли ирландского священника судьба его босса. Несомненно, библиотекарь не думал о том, что ему угрожает опасность, до тех пор пока не заговорил Трэгер. Теперь агент уже жалел об этом. Похоже, перепуганный Кроу просто сбежал.

К счастью, Родригес оказался на месте.

— Он отправился в Америку.

— В Америку?

— Вместе с отцом Джоном Берком.

— А куда именно?

Родригес мог только гадать. Однако он не сомневался, что это было как-то связано с приездом сестры Берка Лоры.

— Вы что-нибудь слышали об «Эмпедокле»?

Трэгер задумался.

— Есть два варианта. Древнегреческий философ, предтеча Сократа, и фирма из Новой Англии, занимающаяся электроникой.

— Лора Берк работает личным секретарем основателя «Эмпедокла».

— Игнатия Ханнана.

— Вы его знаете?

Разумеется, Трэгер знал Ханнана благодаря работе компьютерным консультантом. И Зельда Льюис многое передавала ему о Ханнане. Беа не одобряла поведение Зельды.

— Она моя клиентка.

Молчание Беа было красноречивее любых слов. Что ж, в чем-то она права: Зельда мастерски разыгрывает карту одинокой вдовы, прикрываясь памятью о муже Чаке. Трэгеру большего и не требовалось. В первый год они скрашивали горе Зельды поочередно с Дортмундом.

— Ей нужно снова выйти замуж, — как-то заметил Дортмунд, не жалуясь, а просто высказывая пожелание.

— Зельда этого никогда не сделает.

— Она все еще молода.

Ну, она была моложе Дортмунда. Приблизительно одних лет с Трэгером.

— Домашний компьютер? — спросила Беа, когда Зельда попросила проверить операционную систему.

Не совсем тот уровень, на котором работал Трэгер, но он подумал о Чаке. Какого черта! Зельда пригласила человека составить каталог коллекции. Почти все картины были у нее еще до замужества. Если бы Чак вообще что-нибудь собирал, он собирал бы календарики с бейсболистами. Но брак был счастливым, по крайней мере, насколько мог судить сторонний наблюдатель. Как бы ни расходились их вкусы и интересы, несомненно, союз строился на счастье. Поэтому Трэгер отправился к Зельде — в память о погибшем коллеге.