Третье марта

I

27-го ФЕВРАЛЯ 1917 ГОДА председатель Государственной думы М.В. Родзянко по телефону попросил великого князя Михаила Александровича[1] возможно скорее прибыть из Гатчины в Петербург.

Великий князь после кампании 1915-16 гг. болел дифтеритом. В течение некоторого времени он шил в Крыму, затем отправился оттуда в свое имение Брасово и в дороге, подъезжая к имению, получил известие об убийстве Распутина. В Брасове великому князю пришлось остаться недолго. Неотложные служебные дела требовали его присутствия в столице. Февральские события застали великого князя в Гатчине. К вечеру 26 февраля Петербург уже был военным лагерем. Трудно сказать с полной уверенностью, для чего именно вызвал М.В. Родзянко в. к. Михаила Александровича. Мысль о регентстве обсуждалась давно, но мог ли говорить о ней председатель Государственной думы с великим князем до отречения императора? Как бы то ни было, с Фурштадтской[2] великий князь, не без опасности для жизни, проехал в Государственный совет и затем, уже поздно вечером, в дом военного министра, откуда по прямому проводу соединился со ставкой. Государь не подошел к аппарату, и великий князь передал генералу М. В. Алексееву свой совет: немедленно назначить новое правительство во главе с князем Г. Е. Львовым[3].

Час был поздний. На улицах шла пулеметная стрельба. Говорили, что стреляют с крыши Азовско-Донского Банка[4]. По-видимому, пулемёт стоял в доме, строившемся на углу Кирпичного и Мойки. Ночевать в квартире военного министра[5] было невозможно. Кто-то посоветовал великому князю отправиться в Зимний дворец! На заказ было трудно подыскать более опасное место в Петербурге. Великий князь проехал во дворец и убедился, что оставаться там было бы чистым безумием. Пальба все усиливалась. Никакой охраны не было, с минуты на минуту можно было ждать нападения. Великий князь хотел было отправиться на ночь к своему адъютанту гр. Воронцову[6], но затем принял другое решение.

На Миллионной, по правую ее сторону, недалеко от Марсова поля, находится большой, старинный трехэтажный дом ном. 12. В доме этом жила семья князя Путятина[7], с давних пор связанная тесной дружбой с великим князем. Для того чтобы пройти туда, требовалось не более 5-ти минут. В сопровождении всюду за ним следовавшего Н.Н. Джонсона[8] великий князь вышел из Зимнего дворца и направился пешком к дому ном. 12. Переход был опасен, отчаянная пальба шла именно вдоль Миллионной. Кто стрелял, в точности и теперь сказать трудно. Приходилось перебегать вдоль стен от дома к дому. Около трех часов ночи великий князь оказался у княгини О.Б. Путятиной[9].

Начались фантастические дни, дни без времени, без сна, без известий. Ночью видно было зарево пожаров. Беспрерывно грохотала непонятная, неизвестно откуда идущая пальба. Шли зловещие слухи о грабежах, об убийствах. Дом, где жил великий князь, не очень годился в качестве убежища. Миллионная, по своему «классовому характеру», и вообще была ненадежной улицей. Но именно дом ном. 12 мог считаться особенно опасным. В доме этом были три квартиры. Княгиня Путятина[10] жила во втором этаже. Фамилии жильцов двух других квартир по газетам были всем хорошо известны[11] и легко могли навлечь беду на весь дом. И действительно, в квартире третьего этажа, где жили гг. Столыпины (кажется, родственники министра), солдатские шайки учинили настоящий погром: что не было уничтожено, было разграблено.

О приезде великого князя вначале никому ничего не было известно. Ночью в квартире появился простолюдин в армяке и потребовал, чтобы его проводили к великому князю Михаилу Александровичу. В этом переодетом человеке хозяева узнали великого князя Николая Михайловича[12], жившего по другую сторону Миллионной. Об отречении царя еще не было известно. В гостиной всю ночь говорили о том, что делать.

Великий князь Михаил Александрович,—по общему отзыву всех его знавших, очень добрый, мужественный и благородный человек, безукоризненный джентльмен, — был всю жизнь совершенно свободен от какого бы то ни было честолюбия или властолюбия. О престоле он не хотел слышать. На возможность своего регентства смотрел как на личное несчастье, которое может стать государственной необходимостью. «Моя жизнь будет тогда разбита!» — беспрестанно говорил он в те дни. Он не имел политического опыта, однако трагическая парадоксальность его положения бросалась в глаза: великому князю предлагали корону величайшей в мире империи, а ему негде было переночевать.

II

У ВСЕХ РЕВОЛЮЦИЙ СУЩЕСТВУЮТ, конечно, исторические причины. Но есть революции ясные, отчетливые, настолько логически-стройные, что над их «вековыми причинами» историкам задумываться не надо. 2-го сентября 1870 года Наполеон III сдается с армией под Седаном. 4-го сентября в Париже провозглашается республика.