– НАШ ПОСТРЕЛ ВЕЗДЕ поспел! – рассмеялся Андрей Иванович, подталкивая в спину ошалевшего от такого нежданного знака внимания юношу, дабы тот шустрее перебирал ногами к выходу. Ошарашенный неожиданно благожелательным приемом, Шешковский перелетал через ступеньку, подгоняемый своими мучителями, а меж тем где-то там, в недоступном Степану Тронном зале, величественная и прекрасная императрица восседала на высоком троне. Рядом с ней по правую руку сидел невзрачный наследник престола, в то время как третий трон по левую руку от государыни традиционно оставался пустым. Наверное, герцогиня и принцесса склонились перед троном в глубоком придворном поклоне, не смея поднять глаз, а может, наоборот, смотрели с обожанием и восторгом. В конце концов, именно за этим они и ехали из своей Европы. Наверное, сейчас они уже обмениваются любезностями, скорее всего на немецком, кто-то говорил, что Елизавета Петровна прекрасно владеет этим языком, а потом обе гостьи целуют протянутую им ручку. У государыни должны быть очаровательные пухленькие ручки с перстнями на каждом пальчике. А у Фредерики, какие, интересно, ручки у принцессы? Должно быть, маленькие, она и сама кроха.
Размечтавшись, Степан пропустил, как слуги помогли надеть шубы Андрею Ивановичу и Степану Федоровичу, и очнулся лишь, когда подбитый волчьим мехом плащ покрыл его собственные плечи.
– Гляди, чтобы тебе, господин хороший, после такого под особо пристальное внимание Тайной канцелярии не попасть, – толкнул его Степан Федорович.
– Или Преображенского приказа, мы как раз туда направляемся, – поддакнул пасынку Ушаков.
– Князь Салтыков, камергер цесаревича, подполковник Тимофей Вожаков и сопровождающие их лица, по приказу государыни встречающие невесту наследника в Митаве, дабы торжественно въехать вместе с ней в Ригу, уже на заметке генерала Шувалова.
– А что? Первые встретили, можно сказать, в чистом поле, без свидетелей. Узнаю руку моего заместителя, – Ушаков хлопнул Шешковского по плечу. – Вот ведь головушка горячая, во всех ищет изменника. И ведь находит, каналья! Бедный Салтыков, не придется ко двору Фредерика, его первого на дыбу, да под пытками и выведает, что у них там происходило с принцессой. С подробностями…
– Да полноте вам, Андрей Иванович! Какие подробности, у князя полно свидетелей. Отстоят как-нибудь, – попытался прекратить неприятный разговор Апраксин.
– А действительно, какие свидетели? Десятка два молодых офицеров из Потешного взвода – друзья Петра Федоровича, разве ж это свидетели? Да Шувалов их показания либо в расчет не возьмет, либо рядом с Салтыковым ответ держать заставит. Как ни крути, сынок, а все равно красавчику Сереженьке не избежать проверки, пропал князь, и родня не поможет. А уж что ждет нашего Степу Шешковского, коли лысая башка о его шашнях проведает! У-у-у, Сергей Васильевич, хотя бы в присутствии других офицеров с принцессой любезничал, а тут так вообще, можно сказать, с глазу на глаз…
– Да я, да вы же сами видели, что ничего не было. А что до Приказа, да я же все равно там служу. Весь на виду, ну точно гусь ощипанный.
– Весь на виду ты будешь, когда тебя, голубчика, наперво донага разденут да хомут железный вокруг шеи обернут, а перед этим еще кнутом попотчуют, чтобы не отбивал невест у самого…
Степан залился краской. Он был давно привычный к грубоватому юморку начальника, но на этот раз отчего-то слова пролились на душу незадачливого Шешковского благостным бальзамом. Перед глазами уже не маячила отрезанная голова в компании с обезглавленным телом, но воцарилась и, должно быть, надолго темноволосая смешливая девчонка.
– Отправленный на осмотр трупа лекарь велел передать, что обезглавленная девица находилась в тягости. Так что не исключено, что убили ее именно поэтому, – на ходу, кутаясь в лисью шубу, как ни в чем не бывало продолжил Апраксин. – Я, признаться, подробностей еще не разведал и теперь намерен отобедать у приятеля, давно звал, затем в Приказ и ночью уже домой. В карете отосплюсь, а там… никому не смог доверить без меня допросить Анну Васильевну. Петруша Говоров сказывал, будто бы в день нашего отъезда к ней вторая племянница пожаловала. Эх, кабы я тогда знал об этой девице, попытался бы хоть с ней переговорить. А тут…