Треск и блеск

Давайте будем последовательны. Если согласиться с директивным принципом, обязывающим всех, всех выручать овощную базу, то почему не пойти дальше и не призвать общественность на помощь дворнику? Хотя стойте, с этим предположением мы явно опоздали. Уже давно призвали! В парке имени Луначарского можете прочитать любопытную надпись на трафарете:

«За чистоту этого участка отвечают проектировщики института «Гипромез».

Позвольте, но ведь есть же в парке тетя Даша, тетя Паша и целый отряд прочих дворников, исправно получающих зарплату? Живо представляешь себе, как работников «Гипромеза» снимают с проектирования самой мощной в мире домны и посылают подметать участок. С этой задачей они, вероятно, в конце концов справятся. Ну, а если самая мощная в мире домна останется чуточку недопроектированной? И если через полгода в этом деле обнаружится прорыв? Райсовет уже вряд ли сможет бросить на его ликвидацию тетю Дашу или тетю Пашу.

Проект не картошка…

Не лучше ли будет, дорогие товарищи, так: пусть коллектив «Гипромеза» отвечает главным образом за домну, а коллектив дворников — главным образом за чистоту!

Мне кажется, что это проверенное на опыте распределение труда будет самым разумным.

БРАТ ПОЛОСАТОЙ АКУЛЫ

В город на Днепре летишь на крыльях. На стремительных крыльях «Ракеты», в наш век, прокладывающей путь не только в атмо-, но и в гидросфере. За плотно задраенным стеклом дыбилась и бушевала шестибалльная волна рукотворного моря, мы сидели в мягких креслах, а речная стюардесса стояла у стойки бара и улыбалась нам белозубой улыбкой, удивительно шедшей к ее черному костюму.

— Есть «Жигулевское» пиво! — объявила белозубая девушка.

Среди представителей мужской половины пассажиров прокатился гул оживления, кресла под ними опустели, все двинулись к стойке, и я увидел чудо из чудес, настоящую фантазию: в руках у каждого поклонника пива светились и переливались янтарем тарань, чехонь, чебак и прочие вкусные вещи.

— А где вы взяли? — спросил я, напрасно пытаясь подавить предательские нотки зависти.

Путешественники посмотрели на меня, как на свалившегося с лунной орбиты:

— Как где? На рынке.

«Ракета» подошла к плотине, и пока мы поднимались в шлюзе, согласно закону сообщающихся сосудов, попутчики обогатили меня некоторыми полезными сведениями.

С тех пор как здесь появился целый каскад новых морей, стало лучше: водный простор, белокаменные города, дубравы — кругом такая красотища — глаз не оторвешь! Для рыбки — раздолье: богатый «выпас», слабое течение и тихие омуты, где вопреки пословице нет чертей.

Рыбе неплохо. Ее разводят, культивируют, «сеют», о ней заботятся, как о родной, и было бы вовсе отлично, кабы она это понимала и не искала от добра добра. Но нет, не успокаиваясь на достигнутом, она стремится вперед — миллионы лет выработали у нее атавистический инстинкт, который гонит ее вверх по течению: весной — на нерест, осенью — в глубокие зимовальные ямы.

А посреди Днепра глухая плотина. А сигануть с нижнего бьефа на верхний речная обитательница не может, поскольку эта задача оказалась бы непосильной даже для ее знаменитого летучего родственника из Великого океана.

Рыба ищет где глубже, а человек ищет… Впрочем, и искать-то ее не надо. Она здесь, голубушка, у бетонной стены, — вкусная штука, тарань, в своем, так сказать, изначальном, непрокопченном виде. Кишмя кишит. Зачерпывай ее сачком, как продавец в магазине «Свежая рыба», или, закатав рукав, опусти в воду руку и поймай свое рыбацкое счастье за хвост…

Вот мы и подошли к неиссякаемым истокам рынка вкусной закуски. Чертей у тихого омута действительно нет, но радоваться не приходится потому, что есть браконьеры, и они во сто раз хуже! Они облепили берега, как зеленые мухи, и зачерпывают, и тралят, и глушат, и тянут, делают свое черное дело с бесшабашной прытью. И красотища вокруг сама собой меркнет.

Мама родная, сколько мелких корсаров! И как только не промышляют они у высокоурожайного водоема!

В белокаменном городе, близ нового моря — уютном, чистом и таком прекрасном, что хочется отвлечься строк на сто и сложить поэму, — в этом городе вам покажут целую коллекцию орудий браконьеров. Драк, или, как говорят здесь, «драч», нечто вроде якоря, такой одну рыбину зацепит на радость корсару, а пяти другим — пропорет брюхо просто так, мимоходом.

В новом городе есть и ставшая притчей во языцех Василина. Была когда-то лебедчицей, переквалифицировалась на браконьершу. Выгодно: спрос на тарань не ослабевает. Живет припеваючи. И таких вольнопромышляющих Василин немало.

Борются ли с пиратством на Днепре? Конечно. В домике рыб-инспекции стены увешаны наглядной агитацией густо, как в Третьяковке. На одном плакате мама-рыба, везущая в коляске малышей, взывает: «Пожалейте моих деток!» — а на другом местный поэт-обличитель оставил свой след в литературе посредством еще более эмоционального призыва:

Эй, браконьер! Умерь свои страсти.

«Спутник» и «драк» — запрещенные снасти!