Трещины

Знаете, ни один из здравомыслящих людей не назвал бы нас не то что идеальной, а просто хорошей парой. Временами казалось, что у нас совсем мало общего, мы редко показывались на людях вместе, а из-за негласно введённого запрета говорить о работе, складывалось впечатление, будто мы и вовсе не общаемся. И вместе с тем мы были друг для друга самым родным и добрым человеком, последним оплотом и твёрдым плечом в этом безумном мире.

Никто из нас ни разу не произнёс «Я люблю тебя» или ещё каким-то образом выказал свои чувства и привязанности. И, тем не менее, в той, кому я варил лишнюю кружку кофе по утрам, я нашёл свой кусочек света, который освещал мою дорогу и который стоил того, чтобы встречать новый день. Всю глубину и искренность переживаний Саши я понял, когда увидел на её ключицах, на самом уязвимом и чувствительном месте, новую татуировку – выложенного из кофейных зёрен волка.

Время шло к зиме, и в этом году она выдалась какой-то совершенно отвратительной, с промозглым гадким ветром и полным отсутствием снега. За окнами до самого горизонта раскинулся пейзаж, в высшей степени нагнетающий уныние и депрессию: голые деревья, скривившиеся от холода, жалобно скрипели от завываний вьюги, везде, куда ни упадет взгляд, были лишь бесконечные лужи с брустверами грязи и слякоти а сверху над этим растянулась угрюмая серая хмарь. Мало того – ещё и прибавилось работы.

Саша стала чаще хандрить, по возвращении с работы стала плашмя падать в кровать и беспробудно спать едва ли не до следующей смены. Она всё меньше занималась любимыми делами, как рисование или фотография, а чаще сидела у окна, что-то там выглядывая.

Я пытался её разговорить, как-нибудь приподнять настроение, но с каждым днём она все больше замыкалась. Была идея увезти её куда-нибудь подальше, туда, где солнце, где нет этой выматывающей работы, развеяться, переждать эту полосу безысходности. А Саша отнекивалась и говорила, что от нашей работы невозможно убежать. От смерти не убежишь, даже если ты с ней на короткой ноге.

В один день она не вернулась. Просто не вернулась домой. Не видели её на работе, не слышали ничего знакомые и друзья. Все вещи остались на своих местах, а вот Саши больше не было. Можно бы описать, что я пережил, как мотался по всем больницам и поликлиникам, как перетрясал все заказы и орал на диспетчеров; рассказать, как долго и беспробудно я пил, пытался забыться в работе, с жадностью хватаясь за любой доступный контракт. Пропал мой кусочек света, погас и оставил меня одного в мрачной и промозглой темноте.

Последний глоток кофе, тот, что обычно хранит весь неразмешанный сахар, остатки сиропа и молочной пены, показался мне отвратительно горьким, точно вместо добротной колумбийской арабики мне подсунули какую-то невообразимую погань вроде той, чем потчуют в привокзальных кафешках. И толпа народу вокруг стала невыносимо громкой, а вполне себе приятная музыка начала резать слух. Ну а на воркующие за отдельными столиками парочки и вовсе было тошно посмотреть. В груди точно заворочался крупный, ощетинившийся дикобраз, и настроение разом стало настолько гадким, что захотелось позвонить в офис и наорать на операторов, неспособных найти мне новый заказ.

Бросив деньги на стойку, я направился к выходу, лавируя между столиками и снующими туда-сюда официантами. Хлопнув дверьми, я достал из кармана измятую пачку сигарет, самых дешёвых и омерзительных на вкус, подобные тем, что смолят завзятые пропойцы и завсегдатаи пивнушек. Такой гадкий, противный табак станет курить не каждый дворник или привычный к самосаду сиделец. Мне всегда хватало затяжки-другой, а за ними следовала отчаянная ругань, перемежаемая плевками и кашлем. Зажав сигарету в уголке рта, я пару раз чиркнул спичкой и попытался прикурить, но порыв ветра задул огонь. Ни вторая, ни третья попытки также результатов не принесли.

Вздохнув, я разломал сигарету и бросил в тоскующую под дождём проржавевшую урну. За ней же отправились и пустой спичечный коробок, а мгновением позже – и вся пачка с предостерегающей надписью «Курение убивает».

Телефон всё молчал: ни тебе новых заказов, ни очередных сводок из соцсетей. Пару минут я так и простоял, гипнотизируя экран, словно это могло как-то помочь. Отчаявшись, я по памяти набрал рабочий номер и нажал кнопку вызова. После долгого ожидания под заунывную мелодию, кажется, единой для всех организаций, горячих линий и абонентских отделов, на другом конце «провода» все-таки отозвались:

– Дежурный диспетчер Татьяна, слушаю вас.

– Привет, Тань. Я сейчас неподалёку от центра. Проверь документы, для меня точно нет ни одного заказа?

– Хотела отписать тебе, несколько имён отдали новичкам, там мелочь. Пара естественных смертей, одна пьяная драка, ещё с больниц собрать… Тебя могу отпустить на остаток вечера.

– Не хочу домой. Найди мне что-нибудь. Любой случай, хоть за чертой города, пусть даже совершенно дрянное дело. Очень нужно.

– Минутку… Есть один, но на другом конце города. Через четыре минуты надо быть там. В заявке стоит несчастный случай. Возьмёшь?