Трещины

Поздно, девочка моя. Дима лежит почти неподвижно, только изредка конвульсивно подёргивается, и воздух с хрипящим звуком выходит из легких. Из уголка рта течёт алая струйка крови. Свет погас в полных отчаяния и ужаса глазах, уцепившихся за меня застывшим мёртвым взглядом. Я знаю, почему покойникам принято опускать веки… Нет никаких сил вынести их осуждение, панику, боль… Эти глаза преследуют меня, сменяют друг друга в бесконечной череде ночных кошмаров, лишают сна и покоя.

Я опустился перед телом на колени и вытащил из сумки крохотный точёный пузырёк, подобный тем, что содержат умопомрачительные ароматы от известнейших мировых парфюмеров.

Тело задрожало, выгнулось дугой, запрокинув подбородок и распахнув рот, точно стараясь в самый последний раз вдохнуть полной грудью. Из широко открытого рта вначале неуверенной, еле заметной струйкой, а потом всё гуще, гуще, повалил бледно-синий, клубящийся, плотный дым, принимающий причудливые формы. Я обхватил пальцами тугую пробку фиала и, крутанув пару раз, выдернул её со звонким хлопком, подставляя пузырёк навстречу потоку.

Девушка вздрогнула, будто что-то почувствовав, выронила телефон и тихонько заплакала. Всё верно, люди менее восприимчивы, вот кошки и собаки – те носятся кругами, голосят и затравленно смотрят на пустое, по мнению их хозяев, место.

Душа в плотно закупоренном фиале всё такая же обесцвеченная, разрывается на мелкие клочки, хаотично мечется в замкнутом пространстве. Уходила в страхе, смятении, бессилии. Хорош я, нагнал на парня ужаса. Не то чтобы я торопился забрать его побыстрее, я за показателями не гонюсь. Просто смерть выходит мучительная и жуткая, и на душу после такого просто жалко смотреть и… Эх, не знаю я, как это объяснить. Сорвался, дурак.

Я не глядя сунул флакон в сумку, с тихим «звяк» он занял своё место в специальном кармашке рядом с ещё несколькими фиалами. Посмотрел на девушку – она немного притихла, и всё так же безучастно сидела на полу, уставившись в одну точку. М-да, если друзья или родные не помогут справиться с таким шоком, возможно, через несколько дней придётся за ней вернуться.

Ночь за окном разгорелась сполохами красно-синих огней – подъехала «скорая», подвыванием сирен заботливо уведомляющая соседей, что кому-то сегодня приключилось худо. Я не успел и опомниться, как раздался требовательный стук в дверь.

– И чего ты ждёшь? – задал я вопрос девушке, – поднимайся, впускай врачей, они станут носиться со своими чемоданчиками, забитыми скудным набором лекарств, стараться реанимировать доисторическим дефибриллятором, до последнего будут пытаться запустить сердце, колоть адреналин, и что ещё есть у них там! Давай, не сиди безучастно, в тебе-то должна теплиться хоть какая-то надежда!

В кармане завибрировал телефон. Ой, нет. Это очень нехорошо. Совсем, совсем нехорошо! Прямо сейчас забрать и её? Нет, таких быстрых решений у нас не выносят. Это другой заказ, другое имя, иная судьба.

Где-то в далёкой темноте квартиры хлопнула входная дверь. Правильно, дорогие работники медслужб, не время церемониться!

Невысокая, сухонькая медсестра кинулась распаковывать объёмистую сумку препаратов, пока молодой врач сразу деловито направился к телу. И прошёл прямо сквозь меня. Мне-то что, к таким фортелям не привыкать. а вот он от неожиданности охнул и встал как вкопанный.

– Что-то… ухххх… будто меня под ледяной душ сунули… Аж сердце прихватило, трясёт всего. Обождите, дай дух перевести, парню-то, видно, уже ничем не поможешь, даже осматривать не надо.

– Проверь, вдруг нитевидный ещё ощущается. Вытащим парня с того света.

– Не с нашей снарягой, Марья Александровна, – хмыкнул он, – сколько он уже лежит? Бледный, как саван, зрачки на свет не реагируют, пульс… отсутствует. Можно заворачивать!

– Документы для начала оформи. А я пока девочку посмотрю, капельками успокоительными угощу, авось, она про симптомы какие вспомнит. Ты дверь почему не закрыл?

– Всё я закрыл! – возмущённо ответил медбрат.

– Значит, мне показалось, что она сейчас захлопнулась?

Нет, конечно! Это я поторопился выскользнуть в подъезд, глотнуть свежего воздуха, да поскорее стянуть перчатки. Каждый раз это ощущается, как похмелье после весёлого пятничного вечера – голова тяжёлая, словно пудовая гиря, в ушах – отзвуки морского прибоя, а во рту натурально кошачий туалет – сухой песок и поганый привкус.

В нагрудном кармане призывно загудел телефон, напоминая о непрочитанном сообщении. Рука привычно скользнула в недра куртки, нащупала полупустую коробку спичек, смятую упаковку жвачки, россыпь мелочи… и дыру в подкладке, которую я забываю заштопать уже не одну неделю. С грехом пополам высвободив мобильный, я по привычке пролистал длинный список уведомлений из разнообразных социальных сетей: кто-то от души забил ленту свежей пачкой фотографий в осенних листьях, кто-то прислал смешное видео с котятами, а непонятно как затесавшаяся в друзья одноклассница настойчиво предлагала проголосовать за неё в конкурсе на самую лучшую и самую романтичную пару. Ну и ересь.