Тренировочный полет

Брент остановился, понимая, что это неубедительный предлог для появления в доме художника. И порадовался тому, что Ди Коста взял инициативу на себя.

– Я вас прекрасно понимаю, мистер Далгрин. Со мной такое бывало не раз, когда я видел картины – ваши и некоторых других художников. – Он улыбнулся. – Далеко не всех, уверяю вас. Я смотрел на эти картины и говорил себе: хотелось бы мне встретиться с человеком, который их создал. Но такие встречи крайне редки, о чем я очень сожалею. И мне льстит, что вы испытываете те же чувства при взгляде на мои работы.

Доброжелательность Ди Косты сломала лед, скоро они стали лучшими друзьями. Брент сидел в удобном кожаном кресле, Ди Коста смешивал напитки в баре, удачно вписанном в интерьер. Тем самым у Брента появилась возможность оглядеть кабинет. То, что он видел, ему нравилось. Пожалуй, он бы и сам не отказался от такого кабинета. Что несколько удивляло, так это вращающаяся полка с книгами в углу.

Брент вдруг понял, что она медленно вращалась и когда он вышел из лифта. И еще… ну да, на столе так же медленно вращалась тяжелая бронзовая пепельница. Они создавали необычный эффект, но скорее приятный, чем наоборот. И гармонировали с кабинетом и личностью хозяина.

– А вот и выпивка. Сначала тост… За долгую жизнь и хорошие картины для нас обоих.

Брент чуть хмурился, пригубливая из стакана.

Есть такой феномен: о тонкостях профессии с удовольствием говорят и плотники, и банковские служащие. Вот и Брент легко втянулся в дискуссию о достоинствах ализариновых красок и влиянии искусства Византии на итальянских художников, скульпторов и архитекторов эпохи Возрождения. Но при этом какая-то часть его сознания скрупулезно оценивала слова Ди Косты, тщательно наблюдала за ним. Но хозяин Брента ни на йоту не выходил из образа джентльмена, не стесненного в средствах и живо интересующегося живописью.

За живой беседой уже незаметно пролетели полчаса, когда в дверь кабинета легонько постучали. Она открылась, в кабинет вошла красивая женщина в элегантном наряде, выдержанном в серебристо-серых тонах, в котором в полном соответствии с последней модой преобладали греческие мотивы.

Она остановилась у порога.

– Я не хотела беспокоить тебя, Артур, но… о, извини, я не знала, что у тебя гость.

Ди Коста подошел к ней, нежно взял под руку.

– Я очень рад, что побеспокоила, дорогая. Позволь представить тебе знаменитого Брента Далгрина. – Он обнял женщину за талию. – Моя жена Мария.

Брент пожал ей руку, улыбнулся, глядя в большие карие глаза. Она чуть ответила на рукопожатие, как и полагалось в приличном обществе. Очаровательная жена, комфортабельный, уютный дом – Артур Ди Коста являл собой образец современного джентльмена. И получалось, что картина в музее – единственное, в общем-то пустяковое, отклонение от нормы.

Но в то мгновение, когда он держал в руке руку Марии, его взгляд упал на портрет, висевший у двери.

И только невероятным усилием воли он удержался от того, чтобы не раздавить ее руку. Ди Коста изобразил Марию, и в ее портрете…

Присутствовала та же тонкая трансформация, что и в осеннем пейзаже, который захватил его внимание в музее. Что-то такое было в изгибе губ, в глазах, которыми она смотрела с портрета. Брент оторвал взгляд от картины, но уже после того, как Ди Коста заметил, куда он смотрит.

– Должно быть, это удивительное ощущение, – рассмеялся он. – Одновременно видеть перед собой и мою прекрасную Марию, и ее портрет на стене. – Он прикоснулся к раме, и картину залил мягкий свет.

Брент пробормотал какую-то похвалу, шагнул к картине, словно надеялся, что уменьшение расстояния позволит найти ответы на его многочисленные вопросы.

Ди Косте, похоже, льстил интерес знаменитого художника к его творчеству. Они обсудили многие проблемы, с которыми сталкивается портретист, удачные или неудачные их решения. Смутившуюся, чуть покрасневшую Марию попросили встать рядом с портретом. Она сделала вид, что эта дискуссия, птичья грамота для непосвященных, нисколько ее не раздражает.

– Эта синяя тень на шее помогает формировать…

– Эффект золотых волос, падающих на скулу, достигается…

По их просьбе она то поворачивала, то наклоняла голову, не участвуя в разговоре.

А маленькая часть сознания Брента продолжала наблюдать и анализировать. Как Ди Коста создавал свои картины, становилось более-менее ясно, а вот почему – оставалось загадкой. В лице, в фигуре инопланетность, чужеродность отсутствовали напрочь, скорее получалось, что она смотрела на что-то абсолютно ей неведомое.

Брент почувствовал, как в висках начинает пульсировать боль. Но к счастью, раздалась мелодичная трель телефонного звонка, отвлекшая Брента от поиска ответов на мучившие его вопросы. Ди Коста извинился и прошел в соседнюю комнату, оставив Брента наедине с Марией. Не успели они усесться в удобные кресла, как вновь появился Ди Коста. По выражению лица чувствовалось, что он получил какое-то неприятное известие.