— Возле школы замечены репортёры, господин директор, — со значением в голосе произносит ДонХё.
— Никаких интервью! — мгновенно реагирует директор, "хребтом почувствовав" неприятности.
— Они расспрашивают учеников о ЮнМи, — бесстрастно сообщает ДонХё.
— О-о, — стонет директор, ложась грудью на стол, — я так и знал! И что теперь делать?! Какое они имеют право, эти журналисты, что-то разнюхивать о школе?
— Это их работа, — лаконично отвечает ДонХё, — они имеют право задавать вопросы.
— Прогоните их, ДонХё! Скажите, что они не имеют право собирать информацию о несовершеннолетних! А именно этим они сейчас и занимаются!
— Хорошо, господин директор, будет сделано!
— И это, ДонХё… Может, нам стоит начать делать ремонт в "карцере"? Пока ЮнМи нет?
— Господин директор, но тогда школа лишится мощного педагогического инструмента.
— Да, да… ДонХё, ты прав. Нельзя лишать школу этого… Но, как всё неудачно складывается! Я это СанХёну припомню! Так меня подставить!
— Господин директор, — докладывает ДонХё, — ваше задание выполнено! Я переговорил со старшим съёмочной группы и предупредил его, что школа подаст на них в суд, если репортаж выйдет в эфир. Подадим за нарушение приватности и разглашение частной информации несовершеннолетней.
— Отлично, отлично, ДонХё! И что он вам ответил?
— Сказал, что пускать или не пускать репортаж в эфир будет его руководство. Но он передаст ему наше предупреждение.
— Мм-м, ладно, хоть так. Будем надеяться, что его руководство — здравомыслящие люди. Спасибо, ДонХё.
— Пожалуйста, господин директор.
— Что это? — изумлённо произносит СанХён, глядя на причёску ЮнМи, — Почему ты такая?
— Здравствуйте господин президент, — кланяясь, здоровается ЮнМи и объясняет, — я решила оставить этот цвет. Мне кажется, так лучше.
— Перекрасить, — делает в её сторону жест рукою СанХён, — немедленно!
ЮнМи делает недовольную гримасу.
— У тебя, что, в контракте написано? — увидев это, грозно спрашивает президент, — По поводу самовольного изменения внешнего облика?
— Контракт ещё не подписан, — отвечает ЮнМи, — мама поставила свои подписи и я его принесла, но вы его ещё не подписали. Поэтому, он пока не действует, сонсен-ними я могу делать со своею головой, всё, что хочу.
Президент, онемев, смотрит на "говорящую трени, имеющую своё мнение".
— Я вчера спрашивала у вас разрешение, — примиряюще говорит ЮнМи, поняв, что это молчание — неспроста, — просто уже было поздно перекрашиваться обратно, я устала и мне кажется, что так тоже, здорово. Решила вам показать. Вам нравится?
— Пфф… — выдыхает СанХён и орёт, — ЁнЭ! Где эта ЁнЭ?! Ну-ка пусть идёт сюда!
Мда-а, надо что-то делать с этим… Музыки много, а фильма, действительно, мало… Вчера, в воскресение я думал, что всё получится уместить, но приходится посмотреть правде в глаза. Последняя, присланная мною мелодия, лишняя… Либо, "резать" первые две композиции. Но режиссёр уже успел "намонтировать себе красоту" и перемонтировать её напрочь отказывается. Но там действительно, хорошо вышло, лучше не трогать. В принципе, фильм уже процентов на семьдесят- восемьдесят готов, остаюсь я, со своими воспоминаниями и… И всё. Меня мало. Это по указанию СанХёна. Он объяснил своё решение возможными нападками хейтеров в дальнейшем, когда я стану айдолом. Чтобы не говорили, что фильм памяти стал моей рекламой. Ну, в принципе, разумно. Пусть всё будет парням. У меня ещё будет заработать себе немножко славы, а у них — это их последний выход на сцену. Поэтому, я не стал "возбухать" по поводу сценария, в котором было всё не так, как было. Бог с ним. Пусть парни будут талантливы, трудолюбивы, а меня — чуть ли не в канаве нашли, и мне "ацки" повезло, что они меня заметили. Пусть. Может и про меня что-нибудь тоже, такое же хорошее снимут. Потом. Посмертно…
А композицию придётся отнести СанХёну, попросить, чтобы продал кому-нибудь в кино. Вещь хорошая, мелодия из фильма "Профессионал" с Жан Полем Бельмондо. Не знаю, насколько она "корейская" и найдётся ли кто из местных, кто захочет использовать её в своём фильме, или сериале. Посмотрим. А в этот фильм она, увы, не помещается. Помню, как-то смотрел передачу об известном режиссёре. Его как-то спросили, сразу после завершения съёмок фильма, ставшего потом шедевром, — "когда же лента выйдет на экран? Что он так долго делает с отснятым материалом?". "Режу и плачу", — ответил великий, — "плачу и режу".