Ветви и листья кустов еле слышно зашуршали, сдвигаясь в плотный купол, и до Славы донёсся чей-то изумлённый вскрик, но уже через мгновенье все прочие звуки исчезли. Осталось только взволнованное дыхание Васта, да стук её собственного сердца.
-Что я сделал не так? - напрямик спросил анлезиец, крепко обняв жену и по тому, как дрогнули его пальцы, Слава вдруг поняла, как он боится.
До сих пор боится... что она может прогнать, отказаться от влипшего в запястье ажурного браслета, от его рук и глубоких, как небо глаз, полных неизбывной нежности.
-Листик! - руки сами взлетели на широкие плечи, губы потянулись к губам и несколько минут Слава совершенно не помнила, зачем собственно придумала вот этот тинэйджерский поход в кусты.
А когда вспомнила и задыхаясь, оторвалась от любимого, то неожиданно для себя обнаружила сплетённое из живых ветвей удобное сиденье, на котором удобно устроился держащий её на коленях муж. Рассмотрела его улыбку, мечтательно-лукавую и неимоверно довольную и с огорчением поняла, что едва не похоронила под ворохом поцелуев собственное равноправие.
-Это я тебе показывала... как сильно тебя люблю, - решительно положила землянка пальчик на губы снова потянувшегося к ней мужа, - а в кустики мы пришли не затем, чтобы целоваться.
-А мне понравилось, - ещё с улыбкой вздохнул Васт но заметил укоризненный взгляд жены и сразу посерьёзнел, - тогда объясняй.
-Всё очень просто... у нас часто говорят - муж и жена одна сатана. Это грубовато, но по сути верно. Есть и ещё поговорки, но сейчас мне не до фольклора. Мне не понравилось, что сегодня ты играл против меня. Разумеется и Инди и Линел и все, кто пришли сюда с нами достойны доверия, это даже не обсуждается. Но я очень надеялась... что всеми возникшими у тебя сомнениями и подозрениями ты станешь сначала делиться со мной. Особенно, если это касается нашей семьи и наших детей. И сегодня мне стало очень больно... когда ты сказал, что сначала дождёшься выводов Инди и Линел... а потом уже сообщишь мне. Поставь себя на моё место... и все поймёшь. Я ведь не изнеженная анлезийка первого цикла... способная только порхать среди цветов и думать лишь о своих удовольствиях... и по-моему, уже доказала это.
-Славочка... - анлезиец крепко прижал к себе жену, спрятал лицо в её рассыпавшихся волосах и виновато выдохнул, - прости. Я постараюсь никогда этого не забывать. На вид ты такая нежная... хрупкая... просто не представляешь, как хочется спрятать тебя от всех бед и печалей.
-Так с ним беда? - мгновенно помертвела Ярослава, почти с ненавистью вспоминая двуликого паука, - рассказывай.
- Поверь, любимая, это не беда... для него. Скорее испытание для нас... потому я и молчал... боялся ошибиться... и подать надежду. Сейчас объясню все так, как это понял я по рассказу Шарика. Когда в Тину попало боевое заклинание, она был закрыта своими собственными щитами ... и они выдержали. Но не полностью, слишком мощной была молния... прости Славочка... именно этого я не хотел тебе говорить. Ей было очень больно... мангур почувствовал и попытался бросить снимающее боль заклинание. Но то ли у него было так мало сил, то ли щиты Тины вобрали в себя большую часть попавшей в них энергии и заперли её в непроницаемый кокон... непонятно. Но заклинание верта не прошло, его просто отбросило в сторону.
-Ох господи... - горько всхлипнула женщина, сразу растеряв весь свой воинственный запал и став просто матерью, сгорающей в яростном огне боли за сына... - как же ему не везёт!
-Славочка... - несколько минут анлезиец прятал её в своих объятиях, пытаясь согреть и отвлечь нежными поцелуями, - всё это уже прошло... но поднимется он не скоро. Сильная боль и количество полученной энергии оказались решающим условием для начавшегося в его организме преображения. Но основным толчком стало его горячее желание... подавляющее все остальные. Перед побегом Тин объяснился с Юной и назвал её своей девушкой. Потому-то больше и не хотел оставаться в женском теле.
-Так это правда... - выдохнула Слава, раздираясь между двумя противоположными чувствами.
Радостью за сына, наконец-то мальчик будет счастлив, и тревогой за исход его так невовремя начавшейся перестройки. А кроме того никуда не делась проблема Тароса и расстроенная Юнхиола, с которой нужно было поговорить как можно скорее, а ещё изуродованный унс, старавшийся не расставаться с огромным, обожжённым почти до костей зверем. Посмотреть на легендарного мангура Славе удалось лишь мельком, им в тот момент занимался Конс, велевший положить мохнатого пациента в отдельной палатке. И кроме всего исподволь грызло душу беспокойство за Стана, ещё ночью ушедшего с моряной на разведку в ближайшее село.