– Обоснуй! – засмеялся в ответ Вован.
– Просто ты так же быстро восстанавливаешься, как тот в кино. Ещё вчера тебя привезли сюда разобранного на части, и вот ты уже бегаешь и выпивку ищешь.
– А чё, пусть будет – улыбался захмелевший Вован. Кликуха хоть и стрёмная, но не самая плохая. Пацаны поржут…– на этих словах он осёкся и погрустнел, видимо осознав, что те пацаны, которых он имел ввиду, уже не поржут никогда.
Уже через час я стал понимать, что прозвище «Жидкий терминатор» полностью оправданное, потому что Вован стал интересоваться, как ему подбить клинья к Лариске. Он сразу же оценил темпераментную санитарку, сделав вывод, что она не прочь поделиться своим роскошным телом с некоторыми страждущими. Я подтвердил, что его вывод верен, и он на правильном пути.
– Действуй смелее, братишка, всё в твоих руках – напутствовал я его, когда он выходил из палаты в поисках санитарки.
В глубине души, я надеялся, что Лариска не даст Вовану. Не могу сказать, что это была ревность, но какое-то схожее чувство явно поселилось во мне. Я считал Лариску потенциально своей женщиной здесь. Если бы не моё безвыходное положение я уже давно мог ею воспользоваться, тем более она делала очень прозрачные намёки и даже была готова делать это здесь в палате, под взглядами Мухтара, Коли и других пациентов. Только вот я не был готов, ни морально, ни физически. К сожалению, я не был «Жидким терминатором».
Он вернулся в палату через час и упал на койку с довольным видом.
– Ну как? – я снова задал вопрос, который не требовал ответа.
Вован поднял кверху большой палец и надменно ухмыльнулся, мол, а как еще могло быть.
В этот момент я испытал настоящие муки ревности. Было так, словно мне изменил самый близкий человек. Эх, знала бы об этом моя жена…
Чувство ревности к Лариске, сидевшее во мне, выливалось в санкции против неё. Я почти не разговаривал с ней, при необходимости грубо отвечал, и перестал давать ей принесённые мне фрукты, которыми раньше щедро делился. Ещё одно открытие посетило меня тогда. Оказывается можно ревновать человека, к которому не испытываешь ничего кроме лёгкого влечения. Ревность не более чем чувство собственника, которому кажется, что кто-то посягает на его вещь. Самое интересное, что он начинает дорожить этой вещью тогда, когда чувствует, что может её потерять.
Наверное, соседи заметили мой гнев и понимали в чём тут дело, но помалкивали. Одна только Лариска так ничего и не заметила. Ей было по барабану, у неё появилась новая любовь.
У Вована получалось всё, за что бы он не брался, и мне казалось, что он человек необычайного везения. Даже когда мы играли с ним в нарды, он всегда выкидывал нужные ему кости. Я был уверен, что он мухлюет, и как-то по-особенному кидает кубики, чтобы они ложились так, как ему надо.
– Научи меня так кидать, – сказал я ему, после очередной проигранной партии.
– Как? Просто кидаешь и всё…
– Да ладно тебе, ты выкидываешь то, что тебе нужно.
– Я просто загадываю, сколько хочу, и они выпадают, – добродушно улыбался Вован.
– Так не бывает. Хорош гнать, давай колись.
– Моя рабочая рука, правая. – Вован похлопал себя по подвешенной на бинте руке. – Я кидаю левой. Думаешь, если бы я мухлевал, смог бы быстро научиться делать это нерабочей рукой?
«Действительно похоже на правду, – подумал я. – Неужели правда так везёт?».
На самом деле, мне очень часто встречались люди, которым определённо везёт в азартные игры, но чтобы везло до такой степени?
Он был словно с другой планеты, у него получалось всё на раз; перед ним открывались все двери. Такое у меня сложилось впечатление о «Жидком терминаторе».
Одно обстоятельство смущало меня, и оно портило всю теорию о существовании таких вот абсолютно счастливых людей.
Почему он здесь? Почему раз за разом он оказывается в ситуациях на грани жизни и смерти? Он словно катается на страшных аттракционах, играет в компьютерную игру, где у него несколько жизней. Словно кто-то, или что-то преподавая ему уроки, говорит: «Вовочка, смотри как всё может произойти. Я хоть и люблю тебя, но вынужден снова наказывать».
Что он делает не так? За что ему раз за разом преподносят эти уроки?
Экзамены
Через три недели, после моего заселения наконец-то настало время наших с Мухтаром операций. Они были назначены с разрывом в один день, и оба мы испытывали торжественное волнительное чувство, ведь мы так долго этого ждали. Мы были словно студенты перед решающим экзаменом, к которому так долго готовились.