Трасса Ноль

Он сконфуженно махнул рукой. До репетиции Сид и подумать не мог, что подбросить легкую дощечку на нужную высоту окажется так сложно.

– Сид, в чем проблема?! – Ника свесилась с трапеции, побледнев от бешенства. – Я же и так делаю все самое сложное! Тебе остается только кинуть реквизит! Понимаешь?

Сид дернул плечом. Он не знал, что на это ответить.

– Давай по новой, начали! – хлестнул крик Ники.

На этот раз он наконец все сделал правильно: доска, блеснув металлическим боком в свете прожектора, пришлась как раз в Никину ладошку.

Радоваться было некогда. Сид, не оглядываясь, как учила Ника, помчался обратно к форгангу. У него оставалось всего две секунды, чтобы успеть перехватить лонжу, пока Ника не начала выполнять свой смертельный номер.

Сид выхватил канат из рук униформиста и застыл, напряженно вглядываясь в фигурку под куполом цирка.

Ника ухватилась за тросы и несколько раз присела, раскачивая трапецию все выше и выше. Доску она крепко зажимала между коленями.

Когда качели трапеции набрали амплитуду, Ника подхватила доску, театральным жестом продемонстрировала ее воображаемым зрителям и стремительно подкинула в воздух. Доска упала точно на перекладину трапеции – и Ника в тот же момент прыгнула на нее, прижимая весом своего тела.

Теперь она стояла боком на доске, но все еще держалась одной рукой за трос. Трапеция продолжала раскачиваться.

Разводя руки в стороны, Ника начала осторожно нащупывать точку равновесия. Несколько томительно долгих секунд – и вот уже ее легкая фигурка балансирует на исполинских качелях.

Поймав равновесие, Ника начала легонько раскачиваться на доске. Амплитуда ее колебаний все увеличивалась, и Сид ощутил легкую дурноту.

А она все не останавливалась. Влево-вправо, вверх-вниз, все смелее и смелее! Ослепительная улыбка, гордый поворот головы, развевающиеся фалды алого с золотом пиджака – это была почти нереальная в своей красоте картинка.

В крайней точке полета трапеции доска скрежетнула по перекладине, фигурка неловко взмахнула рукой… Но равновесие было уже нарушено. Ника оступилась и полетела вниз и вбок.

Сид покрепче сжал канат лонжи и на секунду рефлекторно зажмурился. За его спиной ахнул рабочий.

Но доска не соскользнула с трапеции. Теперь она застыла под перекладиной, и было непонятно, на чем она вообще держится.

А под доской… Ника ушла в обрыв и теперь висела вниз головой, опустив вниз руки. За доску она держалась одними носками ботинок.

Сид обессиленно выдохнул. Он знал заранее весь номер – и все равно это выглядело жутко. Его сердце глухо бухало в груди.

Форганг взорвался одобрительными криками.

А Ника тем временем легко подтянулась обратно к трапеции, встала на нее и подхватила доску. Та оторвалась от перекладины без малейшего сопротивления.

Ника несколько раз клала доску на трапецию и вновь поднимала ее, давая понять: она вовсе ни на чем не крепится.

– Гимнастка-фокусница, – восторженно выдохнул кто-то из униформистов.

Наверное, он тоже видел этот номер впервые.

Запрокинув голову, Сид пристально вглядывался в фигурку под куполом и ощущал, как его сердце все еще учащенно бьется. Его буквально пьянило это чувство абсолютного доверия: «Я безоглядно лечу вниз, потому что точно знаю – ты страхуешь». Сейчас жизнь Ники зависела от тоненького металлического троса – и его конец она вложила в руки именно Сиду.

«Почему она выбрала меня?»

Волосы Ники горячо вспыхнули в свете прожектора – прямо как в ту ночь шесть лет назад, когда Сид впервые увидел эту хрупкую отчаянную девчонку.

В Питере только начинались белые ночи, но небо, затянутое дождевыми тучами, оставалось совсем темным. Впрочем, людей не пугала погода: набережная у Биржевого моста была запружена гуляющими туристами. Разведенный мост и Зимний щеголяли нарядной подсветкой.

Сид в тот вечер тусовался с уличными музыкантами. Он хорошо знал эту компанию: неряшливо одетые мужчины в косухах и потертых джинсах, прячущие пиво в полиэтиленовых пакетах. Они могли бы показаться отбросами общества, не будь каждый из них по-своему гениален. Их боевые подруги, заводные и легкие, давно привыкли обходиться малым.

Дождливые ночи на улице, незатейливые песни под гитару да дешевые алкоголь и курево, что удавалось купить с денег «на шапке», – это и была их жизнь. Да еще вот шоу, которое иногда устраивал им Сид.

В ту пору он увлекался поями. Всю зиму Сид крутил дома провонявшие гарью кевларовые шарики на цепях: разучивал затейливые фигуры. Не танец и не жонглирование – для Сида они стали чем-то вроде отдушины, способа дать выход чувствам.

Мартовской ночью он впервые выбрался во двор, поджег кевларовые факела – и вот тут-то пошла потеха.

Огненные шары с гудением мелькали слева и справа, над головой и перед глазами. Они очерчивали заковыристое сплетение плоскостей, превращали мир вокруг в объятый пламенем бешеный карнавал.

Сид крутил пои и хохотал как сумасшедший. Ту ночь он запомнил навсегда.