Идти пешком было далеко и долго. Солнце палило с небес метко и безжалостно, а у меня не нашлось даже бейсболки. Я чертовски устал и вспотел. Горячий степной ветер подгонял меня, гнал мимо клубы едкой пыли, а пару раз я видел настоящее перекати-поле – легкие летучие клубки неизвестно каких растений, а может, просто клочья сухой травы, не знаю. Все это не трогало меня. Я двигался, как во сне. Потом дорога начала подниматься в гору, и тут-то я понял, почему той ночью перегрелась бедная копейка.
Только через час, не меньше, я вышел к морю.
Наш белый кит Моби Дик, как вы помните, обсох на самом берегу. С пробитым баком и колесами ему некуда было деваться. Вот он и стоял по-прежнему там, на краю обрыва. Пустой. Вокруг всё еще воняло бензином.
Открыв дверцу, я повалился на раскаленное сиденье. У меня пошла кровь из носу. Я вытирал ее рукавом.
Всё было напрасно. Моих друзей тут не было, и никто не мог сказать мне, где их искать.
Порывом ветра дверца захлопнулась, и я впервые в жизни потерял сознание.
Сколько я там пролежал, в душном автобусе, пропахшем бензином, в окровавленной футболке? Я не знал. Когда я очнулся, жара немного спала. Голова у меня кружилась. Я уселся, протер глаза, с удивлением поглядел на засохшие пятна крови на сиденье и на полу. Кровь запеклась на моих губах и на подбородке. Это ощущение было неприятным. Вокруг было тихо. Я выглянул из автобуса.
Солнце уже склонялось к закату, море переливалось и сверкало, как жидкая ртуть. Подобравшись к краю обрыва, я осторожно заглянул вниз. Трупы бандитов возле сгоревшего «бмв» уже убрали. Вокруг на песке виднелись следы от протекторов тяжелого джипа. Вот что Ахмед предъявил вчера Владику, сообразил я. Разговор у них мог получиться очень непростым.
Хотелось умыться. Но спускаться с обрыва не было сил. Заслоняясь от солнца ладонью, я огляделся. Я поймал себя на мысли, что мои действия совершенно беспорядочны. Как будто у игрушечного танка на батарейках, забытого в песочнице. Я постоял у обрыва, потом повернулся и медленно пошел прочь.
Далеко в стороне берег был уже не таким отвесным. Под ногами поскрипывала галька. Я остановился возле большой лужи, оставшейся после прилива. Наклонился, зачерпнул воды и протер лицо. Вода была не слишком соленой.
Я выпрямился, почуяв запах дыма. Не мерзкого дыма от сбитого баварского штурмовика, а мирного, вкусного, знакомого дыма, совсем как на школьном выпускном, с шашлыками на берегу залива, когда Макс с Ленкой Ключевской ушли в лесок на часок, а потом получился скандал... Ноги сами понесли меня сквозь заросли колючих кустов, и скоро я, изрядно оцарапавшись, вышел на поляну к лагерю автостопщиков.
Костер горел на том же месте, а вокруг сидели люди.
– Петька! – поднялись от костра сразу две девчонки, неуловимо похожие друг на друга: Машка в Маринкиной футболке и Маринка в чудесной джинсовой рубашке с карманчиками, в которой я никогда ее не видел. Они обошли костер с двух сторон, подбежали ко мне и расцеловали сразу в обе щеки. Тем временем из-за дымовой завесы вышел и Шериф. Он отстранил девчонок и обхватил меня своими крепкими руками. Мы с удовольствием разглядывали друг друга. Надо сказать, что покрытый копотью, обросший и одичавший Раиль Шарафутдинов в длинной льняной рубахе выглядел очень аутентично – в точности как обрусевший ханский баскак под конец татарского ига.
– Он же весь в крови, – вскрикнула Маринка испуганно. – Что случилось?
– Фигня, кровь носом шла, – проговорил я. – А где Костик с Максом?
– В городе. Тебя ищут, – ответил Шериф. – А тебя отпустили?
– Я ушел. У них там разборка началась с этим Ахмедом.
Шериф злобно прищурился.
– Ахмеда помним, – сказал он. – Ну и как? Кто кого сделал?
– Не знаю. Стрелять начали.
Он посмотрел на меня внимательно, как будто хотел что-то сказать. Но промолчал. К нам подошел волосатый мужик по имени Дэн, поглядел на меня укоризненно, изрек что-то мудрое, отошел. Знакомая тощая девица принесла и вручила нам котелок, чтобы согреть воду. Все-таки это по-своему хорошие люди, думал я, смывая кровь, пот и слезы, оставшиеся от прошлой жизни.
Футболка, вся в темных пятнах, была тут же брошена в костер. Мне принесли чью-то чужую. Одеваясь, я заметил, что изрядно похудел за последнее время. Моя сестра Марина смотрела на меня с жалостью. Ничего печальнее я не мог себе представить.