Трасса "Юг". Парни из 90-х

– Хреново. Это не документ. Я тебе так скажу: я без отца не могу тебе ничего выдать. У меня и права подписи нет. Тебя и в хранилище никто не пустит. Понял?

– И чего теперь делать?

– Откуда я знаю.

Шалимов подлил еще коньяку себе прямо в чашку. Я отказался. Тогда, усевшись в кресле нога на ногу, он продолжил:

– Понимаешь, он без охраны-то не ездил никогда. Только охрана обосралась. Он их на выходные отпустил, типа, на дачу поедет. Личная жизнь и все такое. В понедельник утром приезжают, а босса нет. И баб нет, никого нет. Дача пустая стоит. В сауне пиво не допито. Целый ящик чешского остался...

– Так что он, так в голом виде и пропал? – спросил я почему-то.

– Хороший вопрос. Служба безопасности тоже призадумалась. Нет, нифига. Он оделся. Штаны пропали, ботинки «ллойд». Ну, в которых он на работу ходит.

– Какие ботинки?

– Да вот такие же. – Он повертел подошвой перед моим носом. Я протянул руку, осторожно взял ботинок за подметку.

– Ой, блин... – проговорил я.

– Ты чего? – удивился Кирилл.

– Когда это все случилось? Две недели назад?

Он кивнул, недоуменно глядя на меня. Тогда я сказал:

– Есть одна версия. Лучше бы, правда, она не подтвердилась. Поехали, да побыстрее.

Эпизод48. Шалимовский джип-wrangler стоял возле самой мазутной цистерны. Джип был маленький и ярко-красный, как телефонная будка, с широкими колесами на никелированных дисках. Сторонний наблюдатель мог бы решить, что какой-нибудь нефтяной насос заказал здесь съемки клипа для своей голосистой содержанки, с прицелом на hard rotation. Но дело обстояло не совсем так, и мы это знали.

Наш автобус остался у ворот с надписью «въезд запрещен». Макс никогда бы не посмотрел на такую надпись, просто ему не хотелось ломать колеса на скользких шпалах.

Но кто-то все же проехал сюда до нас. На машине потяжелее рэнглера. Отпечатки его протекторов глубоко врезались в черный жирный песок возле самой двери мальцевской сторожки.

Сама дверь была плотно прикрыта. Мы постучали. Никто не отозвался. Мы вошли внутрь, я нащупал на стене допотопный выключатель, повернул ручку. Под потолком засветилась лампочка.

В каптерке не оказалось никого. Алюминиевый блок цилиндров по-прежнему громоздился посреди комнаты. Койка была аккуратно прибрана.

– Вот, – сказал я и поднял с пола дорогой ллойдовский ботинок на левую ногу.

Ботинок был почти новый. Его правый брат-близнец остался в цистерне.

Кирилл Шалимов взял ботинок в руку.

– Может, не тот? – спросил он севшим голосом.

Мы вышли на воздух и огляделись. Было часа три; солнце по-прежнему светило ярко, ветерок дул с моря.

– Пока сам не увидишь, не узнаешь, – жестко сказал Макс.

Кирилл молча кивнул. Скинул свой пиджак; не торопясь, закатал рукава белой рубашки. Взял из автобуса уже известные нам буксирные стропы, связал их вместе. Забрался по грязным ступенькам на крышу резервуара. Заглянул вниз, в люк. Привязал стропы к железной скобе. Свесил ноги в люк и, помедлив несколько мгновений, скрылся внутри.

Мы стояли и курили.

Через несколько минут он вылез. Посидел на крыше, свесив ноги: мы видели его силуэт, похожий на черную шахматную фигуру. Затем начал спускаться. Спрыгнул на песок.

Его походка неуловимо изменилась. В лицо лучше было и не глядеть.

– Всё верно, – сказал он, подойдя поближе. – Да. Только там их два.

– Что-о? – воскликнул кто-то из нас, а может, все трое одновременно.

– Второй – мужик в тельняшке.

Макс в сердцах плюнул на черный песок. Костик тяжело вздохнул.

– Знали его, что ли? – спросил Шалимов.

– Это Мальцев, – ответил я. – Сторож. Он нас отсюда вытащил.

– А отца не вытащил, – заметил Кирилл сквозь зубы.

– Семен говорил, что он еще был жив, когда в бочку попал, – хмуро сказал Макс. – Только недолго жил. Кричал, наверно, но никто не слышал.

– Я им никогда не прощу, – произнес Кирилл, сжав кулаки. – Я их урою. Уничтожу. Вы свидетели. Я клянусь.

– Так кто это сделал? – спросил я.

– Это Ларионов. Это он, ублюдок. И его, бл...дь, орлы горные.

Тут по его лицу пробежала судорога, и он крепко-крепко сжал зубы. И умолк.

Много позже я начал понимать, что произошло. Собственно, дело было не в мэре Ларионове и не в Ростиславе Шалимове (иначе известном как Ростик Шальной). Дело было в принципе. Принцип состоял в том, чтобы никогда и ни под каким видом не отдавать никому денег.

Бывший комсомолец Ларионов унаследовал свой кабинет непосредственно от старших товарищей-коммунистов. Сидя в этом кабинете, он приглядывал за парой-тройкой доходных предприятий, открытых старшими товарищами на деньги партии, а заодно собирал дань со всех остальных хворостовских коммерсантов.

Со временем тянуть по-мелкому ему наскучило. В партнерстве с Ростиком Шальным и на средства РОСТ-Банка он купил местный колбасный завод, потом – овощебазу, автосервис и даже несколько ресторанов. Покупать ему понравилось, платить деньги – не очень. Тогда он поступил просто и эффектно (по крайней мере, так я понял суть интриги): перепродал свои активы по второму разу.