– Нет, действительно. Сколько можно херней страдать. Детство кончилось. Поступлю в университет. И все. Пишите письма. Я вам денег дал. Я же добрый.
Еще один добрый глоток заставил мою мысль перескочить на другую дорожку.
– А потом Макс на ней женится, а Костик будет свидетелем. А Шериф – шафером. Смешно: Шериф – шафером… И родится у них девчонка, и назовут ее… С-сука! Так и шею сломать недолго!
Споткнувшись, я чуть не выронил бутылку.
– Спокойно, не падать, – сказал я нам обоим. Поднял бутылку и посмотрел на свет: оставалось немного.
– Это… Всё как-то не по-взрослому, – продолжал я бредить вслух. – По-взрослому надо сказать ей… рассказать ей…
Кажется, меня заметили. Два силуэта робко приближались – усталые, но счастливые.
Я прошел еще несколько шагов и вновь приложился к бутылке. Бренди пилось как вода. Неужели выдохлось? Я вспомнил, как когда-то с Костиком мы таскали из бара «наполеон» и разбавляли его чаем. Тихо рассмеявшись, я увидел: Макс как будто бы наклонился к Маринке и что-то ей говорит. Мне показалось, я слышу, как она смеется. Надо мной? У меня вдруг закружилась голова: тогда, давным-давно, мне нужно было держать ее крепче и наплевать на всех, а я что наделал?
Это чувство было таким реальным, что я застонал и закрыл глаза. Что за дьявольское наваждение!
– Не могу больше, – прошептал я, сделал шаг, оступился и упал.
Эпизод62. Я увидел вспышку – как будто громадный бенгальский огонь зажегся в бархатно-черном небе. Несколько мучительных секунд я не мог даже вздохнуть; потом в разбитой голове как будто включилась запасная схема, и я снова получил способность дышать, видеть и слышать.
Я видел высокое темное небо с яркими южными звездами – мне казалось, у них действительно острые лучи, острые, как бритвы. Я слышал звук прибоя и не понимал, почему он доносится со всех сторон. «Ах да, я же шел по косе», – подумал я и порадовался тому, что могу думать.
Кто-то звал меня по имени. Я хотел откликнуться, но лишь застонал от боли. Попытался подняться, но ноги не послушались. Я помню, что испугался – но не так сильно, как следовало бы.
Макс подбежал ко мне первым. Он протянул мне руку, но встать я не мог. Макс посерьезнел, приподнял мою голову, и Маринка вскрикнула: ее мать работала в «скорой помощи», а она боялась крови.
– Держись, сейчас мы тебя поднимем, – сказал мне Макс.
– Погоди… У меня ноги не ходят, – с трудом выговорил я.
– Может, ты что-то сломал?
– Не знаю, – сказал я. – Кажется, нет. Просто ноги не двигаются.
Марина попыталась меня успокоить:
– Это бывает от удара… Посттравматический шок. Мать говорила, временно…
Если бы я тогда знал, насколько это временно, я бы тут же добил свою бедную голову о ближайший камень. Но я еще надеялся, что всё обойдется.
Они дотащили меня до берега вдвоем. Я помню ужас в глазах Костика, помню, как Шериф на руках нес меня в автобус (ноги болтались, как чужие). Помню, как от дальнего костра пришли двое взрослых, изрядно подвыпивших парней: они действительно были приезжими, но когда-то учились в медицинском и теперь предлагали помощь. Осмотрев меня, они помрачнели. Впрочем, один очень ловко перевязал мне голову.
Маринка всю дорогу до города сидела рядом. Когда мы уже подъезжали к больнице, я вдруг понял, зачем шел к ней по этой чертовой косе так долго и неудачно.
Я тихо сказал:
– Маринка, я тебе испортил день рождения. Прости меня.
– Не думай об этом. У нас будет еще много дней рождения.
– Такого не будет. Ты же знаешь.
– Глупый мальчик, – отозвалась Маринка.
– Я сам себе пообещал не делать глупостей. Тогда, давно. Но я очень хотел.
– Я знаю, – ответила она.
– Теперь это уже не важно… Но вот если бы я не оказался твоим братом?
Марина посмотрела на меня грустно.
– Лучше бы ничего не было. Никаких денег.
– Нет, ты скажи, пожалуйста.
– Когда ты посмотрел на меня в первый раз, тогда, в дверях, я подумала…
Она медленно провела пальцем мне по переносице, по губам и подбородку.
– Я подумала, что ты будешь моим. Моим самым первым.
– Господи, – прошептал я. – Или кто там. Почему же ты так с нами шутишь.
«Какие могут быть шутки, – усмехнулся голос внутри. – Но к сестре твоей вопросов больше нет. Ты понял, почему?»
«Понял», – мысленно ответил я.
«Не слышу, рядовой!»
«Уйди», – сказал я, и он ушел. На душе стало полегче.
– Маринка, – я улыбнулся и скосил глаз на Макса. – А скажи, тебе понравилось?
Эпизод63. В древнем Китае казнимых за преступное вожделение кидали в выгребную яму. В такой медленной смерти боли и позора было примерно поровну. Эта зловонная сторона конфуцианской гармонии в детстве поразила меня до глубины души, а теперь поразила в самое сердце.
Боль и позор отныне были моими верными спутниками.
Через несколько дней после американской независимости мы взяли билеты на поезд, оставив наш потрепанный автобус Маринкиной матери и собаке Найде. Втроем они и провожали нас на вокзале. Марина плакала. Лариса Васильевна с облегчением попрощалась с Максом, обняла меня и расцеловала Костика. Собака просто принесла мне палку и жалобно заскулила, когда я закрыл лицо руками.