Транторианская империя

— Я вижу, вы думали об этом, — сказал Мандамус. — Социологи считают, что страх перед конкуренцией послужил просто оправданием. Однако этого страха недостаточно, а других причин для отвращения, похоже, нет.

— Социология не точная наука, — сказала Глэдия.

— Не совсем так.

Глэдия пожала плечами. Помолчав, Мандамус продолжал:

— Во всяком случае, это здорово задерживает организацию колонизационных экспедиций. Без человекоподобных роботов, мостящих дорогу…

Завтрак ещё не кончился, но Глэдии было ясно, что Мандамус не может больше избегать нетривиальной беседы.

— Мы должны полететь сами, — сказала она. На этот раз Мандамус пожал плечами:

— Это слишком трудно. К тому же эти маложивущие варвары с Земли с разрешения вашего доктора Фастольфа ринулись на все планеты, словно рой пчел.

— Осталось ещё немало планет, миллионы. А если земляне могут это сделать…

— Они-то, конечно, могут, — с неожиданным пылом сказал Мандамус. — Это стоит жизней — но что им жизнь? Какие-то десятилетия, и только, — а землян миллиарды. Если в процессе колонизации погибнет миллион — кто это заметит, для кого это важно?

— Я уверена, что для них важно.

— Вздор! Наша жизнь долгая, следовательно, более ценная, и мы, естественно, больше дорожим ею.

— Поэтому мы и сидим здесь и ничего не делаем, а только злимся на земных поселенцев за то, что они рискуют жизнями и в конце концов, похоже, станут частью Галактики.

Глэдия не была на стороне переселенцев, но ей хотелось противоречить Мандамусу, и она не могла удержаться, хотя чувствовала, что её слова могут быть расценены как убеждения. К тому же в последние годы она слышала подобные речи от Фастольфа.

По сигналу Глэдии быстро убрали со стола. Завтрак мог бы продолжаться, но разговор и настроение стали совершенно неподходящими для цивилизованного принятия пищи.

Они вернулись в гостиную. Роботы Мандамуса так же, как Дэниел и Жискар, последовали за хозяевами и заняли свои ниши. Мандамус не обращал никакого внимания на Жискара. «Да и с чего бы?» — подумала Глэдия. Жискар был старомодным, примитивным и совершенно не выдерживал сравнения с прекрасными образцами Мандамуса.

Она села и скрестила ноги, прекрасно зная, что они сохранили девичью стройность.

— Могу ли я узнать причину вашего желания видеть меня, доктор Мандамус? — спросила она.

Она не хотела откладывать дело в долгий ящик.

— У меня дурная привычка после еды жевать лекарственную резинку для улучшения пищеварения. Вы не возражаете?

— Я думаю, это будет отвлекать, — ответила Глэдия.

А про себя подумала: «Пусть терпит неудобство. Кроме того, в его возрасте нет нужды улучшать пищеварение».

Мандамус сунул пакетик обратно в нагрудный карман, не выказав разочарования.

— Я спросила, доктор Мандамус, о причине вашего желания видеть меня.

— У меня их две, леди Глэдия. Одна личная, другая — государственная. Вы позволите начать с личной?

— Откровенно говоря, доктор Мандамус, я не могу себе представить, какие личные дела могут быть между нами. Вы работаете в Роботехническом институте, не так ли?

— Да.

— И близки с Амадейро, как я слышала?

— Я имею честь работать с доктором Амадейро, — ответил он.

«Он платит мне той же монетой, — подумала Глэдия. — Но я не приму её».

— Я встретилась с Амадейро случайно два столетия назад, и эта встреча была крайне неприятной. С тех пор я не имела с ним никакого контакта. Я не стала бы встречаться и с вами, его коллегой, но меня убедили, что наша встреча может оказаться важной. Не перейти ли нам теперь к государственному делу?

Мандамус опустил глаза; на его щеках вспыхнул слабый румянец, может быть, от смущения.

— Тогда позвольте мне представиться заново: я Левулар Мандамус, ваш потомок в пятом поколении. Я прапрапра-правнук Сантирикса и Глэдии Гремионис. Значит, вы моя прапрапрапрабабушка.

Глэдия быстро заморгала, стараясь не показать, что её словно громом поразило.

Ну что ж, у неё были потомки, и почему бы этому человеку не быть одним из них?

— Вы в этом уверены?

— Полностью. Я провёл генеалогическое расследование. В ближайшие годы я намерен иметь детей, так что у меня всё равно потребуют такого рода данные. Если вас интересует, схема между нами — М-Ж-Ж-М.

— То есть вы сын сына дочери дочери моего сына?

— Да.

О дальнейших подробностях Глэдия не спрашивала.

У неё были сын и дочь. Она была хорошей матерью, но дети повзрослели и стали вести независимую жизнь. Что касается потомков сына и дочери, то она, как принято у космонитов, никогда о них не спрашивала. Даже встречая кого-нибудь из них, она как истинная космонитка была к ним безразлична. Поразмыслив, она успокоилась.

— Прекрасно. Вы мой потомок в пятом поколении. Если это и есть то личное дело, о котором вы желали говорить, то оно не имеет никакой важности.

— Согласен. Мне хотелось бы поговорить не о генеалогии, а о том, что лежит в её основании. Видите ли, доктор Амадейро, как я подозреваю, знает о наших родственных связях.

— Да? И каким же образом?

— Я думаю, он справляется о происхождении всех тех, кто поступает на работу в Институт.

— А зачем?