Да тут в студии набьётся, по предварительным подсчётам, тридцать человек. Какая может быть качественная видеотрансляция? Одна воронежская компания, которая сюда едет с гитарами, сюрпризами и бенгальскими огнями, видимо, займёт… Плюс из ГИТИСа сынок приведёт каких-то друзей, которые будут тоже вас тешить актёрскими капустниками. Какая тут видеотрансляция? Тут быть бы живым. Но я попробую, конечно, да.
«Вы говорили, что роман Флобера «Воспитание чувств» — о метаниях народных масс во время революции, — там есть такая сцена, да. — Что хотел сказать Флобер о народе и революции?»
Да у Флобера о народе было самое скептическое мнение. Понимаете, он любит героев, а не массы. А к прогрессу какое у него было отношение? Прочтите «Бувар и Пекюше» — и всё вам станет понятным.
«Пишу дипломную по стихам из «Доктора» и по «Двенадцати». Прочёл «Поэтику Пастернака» Жолковского. Не верится, что один человек смог такое написать».
Ну а что? Просто как раз очень чёткая, очень, я бы сказал, изящная работа.
«Перечитал с удовольствием ваш разбор «Рождественской звезды», — спасибо за упоминание в таком ряду. — Подскажите ещё литературу на эту тему».
Ну, «Поэтика Пастернака»… Это надо смотреть книгу Лидии Гинзбург «О лирике», конечно. Ну, там в основном о Мандельштаме, но и о Пастернаке там есть замечательные наблюдения. Книгу Альфонсова о лирике Пастернака, наверное. Книгу Баевского, Вадима Баевского, там есть очень ценные наблюдения. Ну и, разумеется, всё, что написал Флейшман, потому что Флейшман Лазарь — это гениальный такой интерпретатор контекстов, он замечательно смотрит, из чего, из какого сора, из газетных полемик и чужих текстов и интертекстов растёт пастернаковская поэтика. Вот это надо читать.
И потом, понимаете, гениальным автокомментарием являются письма Пастернака. Вот последние виртуальные, цифровые, последние три тома «Собрания» (не было денег тогда издать их на бумаге, издали в виде диска), это гениальные письма. Письма Пастернака — лучшие письма в русской литературе XX века. Только с письмами Али Эфрон могу я их сравнить.
«Меня раздражает ситуация. Когда я говорю, что не люблю Мастера, мне тут же снисходительно и буквально с жалостью отвечают, что я просто не понял книгу. Как отвечать?»
А вы не отвечайте. Зачем вести полемики? Я совершенно не понимаю, какой смысл спорить. Вот мне тут говорят: «А как стоит спорить с людьми, которые «крымнаш»? А как спорить с людьми, которые говорят, что Навальный — это кремлёвский проект?» Да никак не спорить, понимаете. Идёт травля, например, какая-то — не участвуйте в этой травли.
Кстати говоря, если вы считаете, что Навальный — кремлёвский проект, вы спросите себя: вы хотели бы пожить такой жизнью, какой живёт Навальный? При постоянных судах, угрозах, клевете публичной, при посаженном брате, при допрашиваемых родителях, при полоскании его имени везде — вы хотите жить такой жизнью? Я бы не хотел, боже упаси! Ничего себе «кремлёвский агент»! Я не знаю, какими деньгами можно было бы оплатить такую трату здоровья. Я Навального уважаю, мне он симпатичен и интересен. И когда кто-то злословит и злопыхательствует о нём — вот эти люди больше похожи на кремлёвских агентов, чем Навальный. Хотя гарантировать не могу.
«Можно ли сказать, что «Vita Nostra» Дяченок — это аллюзия на слова из Евангелия от Иоанна «слово стало плотью», в то время как Сашка — «плоть стала словом»?»
Безусловно так. По-моему, совершенно очевидно то, что евангельский подтекст здесь есть, как у Дяченок вообще. У Михаила Назаренко есть целая глава о мифологических подтекстах в М-реализме, в так называемом магическом реализме Дяченок. Это, конечно, не фантастика, это особый реализм. Ближе всех к ним, наверное, Галина поздняя.
Для меня молчание Дяченок и их работа над сценариями, а не над прозой — это одна из самых сильных травм украинской революции и нынешней реальности. Знаете, есть люди, которые действительно не во всякой реальности могут работать. Я думаю, что в реальности нынешней Украины Дяченкам нечего было бы делать. Это хрупкая, тонкая литература. И мне очень жаль, что они сейчас не пишут. Я очень жду того, что они напишут. Но, конечно, евангельский подтекст «Vita Nostra» очевиден в двух вещах. Во-первых, то, что человек становится словом, ну, духом, а это высшая стадия духовного развития. И, конечно, «не бойся» — вот это главная мораль. Если не бояться, всё получится.
«Как вы выбираете вопросы? По интересности?»
Ну, в общем, да. Буду откровенен, в основном так. А иногда просто на кого Бог пошлёт, на что взгляд упадёт.
«Как вы относитесь к искусству ради искусства?»
Как ко всякому эстетизму — с уважением. А искусство ради чего, скажите, пожалуйста? Что вообще есть на свете ценное, кроме искусства? Что остаётся от жизни, кроме искусства? Вы скажете — милосердие. Но ведь и милосердие — это скорее эстетическая категория. Я помню, как мне Астафьев гордо говорил: «На войне все делятся на две категории: реалисты боятся танка, а эстеты — самолёта. Я эстет». Вот мне всегда так гордо хочется повторить за ним: я эстет.
«Перевёл сам Набоков».