Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Июль-Декабрь

Видите, это вечный вопрос о том, в какой степени страшный, пугающий, шокирующий материал помогает режиссёру, а в какой — наоборот, мешает. Мы в нашей книжке — в этой антологии «Страшные стихи» — с Ульяновой попытались показать, что страшное само по себе не воздействует, а воздействует всё-таки некоторая обработка, потому что физиологический ужас не является эстетическим переживанием. Поэтому в тех фильмах, где старение и умирание показано с предельным натурализмом (как мне кажется, «Любовь» Ханеке является одним из таких фильмов), там эффект воздействия гораздо меньший. Когда мне говорят, что это правда, мне в эту правду верить не хочется. Это не правда или не вся правда. А вот в таких фильмах, как «Достучаться до небес», там я чувствую действительно огромную режиссёрскую волю, режиссёрское сопереживание и вмешательство.

Когда-то, я помню, кстати, на том же журфаке довольно широко ходил самиздат, и вот мы обсуждали в 1984 году (задолго до того, как это всё вышло наружу), обсуждали «Жизнь и судьбу» Гроссмана. Может быть, я потому книгу эту не так сильно люблю, что я её прочёл молодым очень человеком. Ну, сколько мне было? Семнадцать лет. И вот я помню, что Женя Басовская — дочь легендарной Басовской, лектора, тоже очень хороший, замечательный прозаик и филолог, Женька, она у нас преподавала ещё в ШЮЖ — она мне говорит: «Когда я читаю Гроссмана и ужасаюсь сцене массовой казни евреев в газовой камере — это мой ужас, а не его писательское мастерство». Я должен признать, что это так. Хотя гибель Левинтона описана, конечно, с потрясающей силой, но именно потому, что это голая проза, голый приём. Помните этот абзац о теле народа? Это потрясающей силы текст!

Но при всём при этом, конечно, когда человек обращается к таким шокирующим и чудовищным вещам, он, наверное… ну, не то что он облегчает себе задачу, но он действительно ставит себе не совсем чистые условия игры. Именно поэтому я думаю, что искусству должен быть присущ особый род целомудрия, не прикасающегося к каким-то самым страшным вещам.

А если вы хотите к этому прикоснуться, то (как я вчера пытался студентам объяснить в своей воронежской лекции) тогда вам на помощь приходит журналистка, потому что есть вещи, для которых оскорбительно художественное преувеличение, которых нельзя касаться литературе, литература от этого разлезается, начинает истлевать. Ну, тут нужны приёмы документалистики, наверное, с подчёркнуто нейтральным авторским отношением. Скажем, Любовь Аркус сняла фильм об аутистах, он называется «Аут», это приквел такой к фильму «Антон тут рядом». Если бы кто-то попробовал этих больных детей изобразить художественными средствами, получилась бы такая же фальшивка, какая получается у героев в фильме фон Триера «Идиоты» (он как раз об этом). Нельзя изобразить страшное, можно его только прожить. Поэтому иногда документалистика бывает сильнее, тактичнее, скажем так.

«На днях посмотрел очередной документальный фильм о трагедии на перевале Дятлова и поймал себя на мысли: исследователи выдвигают одну загадочную версию за другой, но вдруг всё намного проще? Вдруг это дело живодёров-землян — садистов, которые во все времена существовали? Тем более по следам этих туристов шёл отряд военных».

То есть вы считаете, что их убили из чисто удовольствия убивать? Слишком обременительно, понимаете, и слишком трудно идти за ними, и ночью их разбудить, заставить выпрыгнуть из палатки. Не вижу, не представляю, какими должны быть средства воздействия. Мне легче всего верить в то, что это была авария ракеты, потому что… Лавина? Слишком много возражений против этой версии. Неоткуда было взяться лавине. В массовое помешательство на почве резкого похолодания или ультразвука поверить ещё труднее.

Легче всего верить во что-то техногенное. Хотя я спрашивал Наину Ельцину в интервью… Это же было в их время, они в это время учились в Екатеринбурге, в Свердловске, и они вместе с мужем знали этих студентов и знали эту трагедию. И она одну из первых просьб мужу после того, как он стал президентом, адресовала — опубликовать всё, что известно об этой трагедии. И Ельцин послал такой запрос. И ничего, никаких аварий в это время не было. Но, может быть, действительно раскрыто было не всё, потому что в фильме «Перевал Дятлова. Конец трагедии» очень доказательно излагается эта версия.

А есть сейчас ещё версия, что их убили местные жители, которые вошли с ними в конфликт. Но во всё это я не верю. Больше всего это похоже на техногенную аварию. Остаётся только вопрос: почему ни одного следа этой техногенной аварии не осталось? Но можно считать, наверное, что военные зачистили всё, и там поэтому нашли штык-нож и портянку. В общем, ещё раз говорю: там была не одна трагедия, а, видимо, несколько.

«Почему образ Чапаева стал фантастически популярен? Что угадали режиссёры Васильевы и писатель Фурманов?»