Обрисовываю условия задачи.
– Позвольте предъявить? – кричит защитник и машет записной книжечкой.
– Предъявляйте, – кивает судья, а в голосе: предъявляйте, не предъявляйте…
Защитник приближается и кладет на стол замызганную синюю книжечку. Подсудимый смотрит на книжечку мечтательно, там еще и алфавит кириллицей, не открывая видно: Арт. 1546-27,011р Ц. 66 к., ОСТ 81-48-82. Смотрит, но в руки не берет – за последние пару лет здорово вышколен, не делает резких движений, которые могут быть неправильно истолкованы охраной, на все ждет указаний защитника и ни на чем не оставляет отпечатков пальцев.
– Можете взять в руки, – улыбается адвокат. – Это ваше?
Он кивает, берет трясущимися руками, на первой же странице натыкается и забывает обо всем на свете. Что там, вам не видно. Из 1-го вагона направо? Телефон мастера из ЖЭКа? Так или иначе, защитник возвращает его к действительности:
– Это ваш дневник?
Он опять кивает и листает страницы, причитываясь то тут, то там, пока не отняли.
– Когда вы в последний раз видели этот блокнот?
– Тогда, – говорит он просто.
– У вас конфисковали его при аресте?
– Да, – говорит он.
– Два года назад? – уточняет защитник.
– Наверное, – отвечает он.
– Попрошу занести в протокол, что мой подзащитный последний раз держал в руках блокнот еще до ареста.
Подзащитный читает так, что даже присяжные чувствуют себя лишними. Все, только не адвокат.
– Вы ознакомились? – спрашивает он.
– Вкратце, – криво усмехается подсудимый.
– О чем там? – тепло спрашивает адвокат.
– Обо всем, – естественно отвечает подсудимый. – О жизни.
– О том, как жена называет вас подонком, мудаком, швалью, паскудой и паразитом? Вынимает из ведра половую губку на палке и, не отжав, вам в зубы? Вы притаскиваетесь ночью со смены, а она в кухне с бутылкой водки, и в воздухе хоть топор вешай? И как вам счет из больницы подложила, вы смотрите – аборт, а вас она уже год, как не подпускает? И как, наконец, замок сменила, выметайся и все тут? – в хронологическом порядке диктует адвокат.
– И это тоже, – раздумчиво говорит подсудимый.
– Почитайте нам, – душевно просит адвокат.
Подсудимый принимается судорожно листать, чтобы выбрать лучшее, самое показательное, самый совершенный свой литературный труд. И Достоевский не стоял перед такой задачей: за полстраницы спасти мир от электрического стула. Отчаявшись, он останавливается, где придется, и начинает читать. Адвокат делает вам едва уловимый знак головой: позволить ему читать, не прерывать переводом, пусть слушают без слов, как пение птиц, симфоническую поэму Скрябина, неоцифрованный бас Шаляпина – бессмысленно, но гениально. А вы потом возьмете у него и с книжечки в переводе и зачитаете. И таким образом у вас высвобождается масса времени – у вас вечность высвобождается – чтобы во всех деталях ужаснуться, что же теперь вам делать. Он читает про день рождения дочери: внутрь его не впустили, но она, умница, вышла сама, сидела с ним в машине, он гладил ее по голове, вечером засыпал счастливый. Только она, – писал он в дневнике, – только она удерживает от Дурного Дела, сколько еще продержит – не знаю.