И наконец, ничто так не характерно для сферы стратегии, как взаимоотношения между эффективностью и боеспособностью. В мирной жизни и, конечно, во время любого процесса формирования сил, о котором шла речь выше, эффективность обычно результат согласованности. Каждый из множества компонентов необходимо расположить в определенной последовательности, согласовать их между собой, пригнать и адаптировать друг к другу. Необходимо избавиться от трения и неопределенности: это поможет добиться гладкого хода операций, подобного тому, как это происходит на хорошо управляемом автомобильном заводе или крупном нефтехимическом предприятии. Однако эти принципы неприменимы к войне или применимы только в ограниченной степени. Чем более экономична, эффективна, рационализирована организация, тем более она уязвима. Если выходит из строя один-единственный компонент, то именно совершенство системы приведет к ее сбою, волной «прокатится» по всей системе, многократно усиливая свое воздействие. Что еще хуже, организация, которая достигает эффективности благодаря таким средствам и свойствам, как строгий централизованный контроль, хорошее взаимодействие «на стыках», эффект масштаба и стандартизация, скорее всего, не будет гибкой. Не будучи таковой, она, вероятно, все же будет способна сосредоточивать огромные силы в определенной точке и направлять их на определенную цель. Однако умение переключать силы с одной цели на другую незаметно от противника — это совершенно другая задача.
Таким образом, секрет искусства состоит в том, чтобы найти нужный баланс между боеспособностью и эффективностью — двумя составляющими, которые, если говорить о сфере стратегии, не дополняют друг друга, а находятся в оппозиции. Хотя необходимо создать как можно более сокрушительную силу, ее размеры нужно заранее соотнести с возможностью использования той в условиях неопределенности. Необходимо построить как можно более крупную «машину», но с габаритами, позволяющими маскировать ее от врага. Она должна быть очень мощной, но не настолько, чтобы быть не в состоянии маневрировать от одной цели к другой. Она должна сосредоточивать все ресурсы в одной точке, но она также обязана быть в состоянии быстро их рассредоточить и передислоцировать с одного места на другое. Она должна быть достаточно хорошо обучена, чтобы проводить одну и ту же операцию с минимальными издержками, но боевая подготовка не должна доходить до полного удушения любой инициативы и вести к неспособности боевых сил действовать в непредвиденных обстоятельствах.
Уникальные характеристики стратегии требуют от людей личных качеств, необходимых для того, чтобы чувствовать себя уверенными в хитросплетениях всех маневров и уловок; неспроста многие знаменитые стратеги-практики имели репутацию повес. Юлия Цезаря с симпатией называли «лысым распутником». Король Франции Генрих IV имел обыкновение бросать знамена поверженных врагов к ногам своей любовницы Габриэлы Д’Эсте. Молодой герцог Мальборо соблазнил любовницу самого короля Карла II Нелл Гвинн, и однажды ему пришлось убегать через окно, чтобы не быть пойманным. Еще один, а именно Наполеон, любил жульничать в картах, равно как и совершать марши незаметно для противника. Одновременно с этим он обладал исключительными организаторскими способностями, и его сила ума и управленческие навыки были совершенно незаурядными. Мольтке также был исключительно талантливым организатором; его распоряжения были образцом ясности и четкости; однако в его характере присутствовала хитринка, благодаря которой он блестяще играл в карты и отпускал едкие, язвительные шутки в свой адрес и в адрес созданного им генштаба. Эйзенхауэр и его британский коллега, генерал Арчибальд Уэйвелл, походили в этом отношении на Мольтке. Оба отличались некоторой хитростью, даже коварством, что в обоих случаях скрывалось за обманчиво открытой и непосредственной манерой держаться.