Трансформация войны

Обычно этим движениям удавалось получить финансирование, оружие, специальную подготовку и убежище из тех или иных источников. Они — как сорняки, их нельзя искоренить, уничтожив в каком-то одном месте. То, что терроризм сейчас широко распространен, часто вменяется в вину либерально-демократическим странам из-за их нежелания принять жесткие меры, необходимые для его подавления. Сторонники этой точки зрения приводили в свою пользу тот довод, что тоталитарным государствам Восточного блока во главе с Советским Союзом на протяжении достаточно долгого времени после Второй мировой войны удавалось удерживать терроризм в очень узких рамках. Однако терроризм в России тоже имеет не менее длительную историю, чем в других странах. Когда на смену восьмидесятым пришли девяностые, появились многочисленные свидетельства того, как народы, проживающие на территории СССР, в особенности мусульмане, собрались последовать примеру своих братьев за рубежом. По мере того как советское господство в Восточной Европе ослабевает, можно ожидать возрождения былой межнациональной вражды, что уже привело к насилию в Югославии и Румынии. Да и в Соединенных Штатах — стране «первого мира», в которой больше других распространено насилие, — всегда имели место конфликты, напоминающие нетринитарную войну; правда, в данном случае даже организованное насилие редко бывает политически мотивированным и обычно считается формой преступности.

Какими бы впечатляющими ни были результаты нетринитарной войны и какой бы трагической ни была судьба ее жертв, на нынешний день она неспособна поставить под угрозу безопасность западных стран — если не брать в расчет Ливан, который в большинстве смыслов вообще перестал быть государством. И все же любое количество доведенных до осуществления терактов будет свидетельствовать о наличии опасности. Терроризм не может быть уничтожен, пока он находит поддержку либо со стороны отдельных государств, либо в недовольных крупных социальных группах внутри самой страны, ставшей его жертвой. Уже сегодня едва ли найдется правительство, которому не приходилось вести переговоры с террористами, тем самым наделяя их по крайней мере частичным признанием. Зная об опасности, некоторые государства начинают подумывать о том, чтобы объединить усилия в борьбе с конфликтами низкой интенсивности даже ценой отказа от части своего драгоценного суверенитета. Такой конфликт, рассматриваемый с позиции идентичности тех, кто в нем участвуют, намного ближе к наиболее примитивным формам нетринитарной войны, чем к той войне, которая велась во времена Мольтке или даже Эйзенхауэра. То же можно сказать и о применяемом в нем оружии, об используемых методах и даже о самих причинах, приводящих к такому конфликту. Значительная часть последующего изложения будет посвящена доказательству этого утверждения. Начнем же мы с той роли, которую право и сила играют в войне.

Глава III Что такое война

Прусская «марсельеза»

Если в сочинении Клаузевица Vom Kriegeсодержатся современные тринитарные идеи по поводу того, кто ведет войны, то уж тем более в этой книге есть ответ и на другой вопрос — что такое война. Этому посвящена первая глава первой книги Vom Kriege,уже заголовок которой гласит, что война есть «акт насилия в его крайней степени». Современный читатель, знающий о жестокости двух мировых войн, наверняка сочтет вопрос очевидным и даже тривиальным. И в чем-то он будет прав.

Теории Клаузевица следует рассматривать неотрывно от исторического контекста, в котором они были созданы. Как и другие представители его поколения, он пытался понять секрет успеха Наполеона. Известные военные комментаторы того времени, такие, как Дитрих фон Бюлов и Антуан Жомини, полагали, что нашли ответ в сфере стратегии, вокруг которой они и строили свои замысловатые интеллектуальные системы. Клаузевиц был с ними не согласен. Несмотря на то, что он называл Наполеона «богом войны», Великая армия не обязана своими победами какой-то тайной мудрости, ведомой только самому императору. Скорее стихийное неистовство, высвобожденное Французской революцией, было вобрано в себя наполеоновской армией и направлено на достижение военных целей. На такую силу можно было ответить только силой. «Поскольку применение силы в крайней степени ни в коем случае не исключает применение ума», в поединке двух сильных сторон побеждает та, у которой существует меньше ограничений. Этот вопрос не был исключительно теоретическим. Пруссия, все еще цеплявшаяся за фридриховские порядки, потерпела одно из самых сокрушительных поражений в истории государств. Монархии предстояло или позабыть «ограниченные методы войны», свойственные XVIII в., или мириться с перспективой безрадостного будущего.