Почему о пагубных привычках велось так много разговоров на протяжении сравнительно недавнего времени? Чтобы ответить на этот вопрос, который имеет отношение к моим аргументам в этой книге в целом, давайте посмотрим на проблему пагубной привычки к сексу и рассмотрим, в каком смысле это является скорее реальным феноменом, нежели поверхностным терапевтическим новшеством.
«Женщины хотят любви, мужчины хотят секса». Если бы этот грубый стереотип был вполне правдив, не стояло бы никакого вопроса о пагубном пристрастии к сексу. Аппетиты мужчин относительно сексуального обладания максимально большим числом партнерш можно было бы считать просто определенной характеристикой их маскулинности. Желание любви со стороны женщин попирало бы любую склонность в отношении секса, который был бы в таком случае ценой за приобретение награды любить и быть любимой.
И все же это древнее наблюдение, во всяком случае в нынешнем мире, можно было бы повернуть на 180 градусов. Женщины хотят секса? Да, причем все женщины, а не только специалистки в
Итак, давайте посмотрим, докуда мы доберемся, перевернув это высказывание. Я начну с описания случая Герри, молодой женщины, вступившей в контакт с группой SAA в Миннеаполисе и ставшей участницей исследовательского проекта по женскому пагубному пристрастию к сексу, о котором сообщала Шарлотта Касл[106].
До того как она присоединилась к SAA — а временами и после этого — Герри вела шизофреническую жизнь, как любой человек, который совмещал бы соблюдение порядочности в ходе своей повседневной рабочей деятельности с расчетливой погоней за сексуальными завоеваниями в нерабочее время. В течение рабочего дня она была помощником учителя в школе. Вечерами она иногда посещала другие классы, но часто также бывала в барах и за несколько месяцев до того, как вступить в SAA, она была вовлечена в сексуальные связи одновременно с четырьмя различными мужчинами, каждый из которых не был осведомлен о существовании других. Она достигла кризиса в своей жизни, когда, несмотря на большие предосторожности, чем прежде, заразилась венерической болезнью (в двенадцатый раз). Если бы ей пришлось отслеживать всех тех, кто мог бы ее инфицировать, она должна была бы признать, что на протяжении короткого периода вступала в сексуальный контакт не менее чем с четырнадцатью мужчинами.
Она была не в состоянии заставить себя проследить эти контакты — отчасти от того, что не могла примириться с унижением, связанным с необходимостью телефонных разговоров, а отчасти вследствие того, что мужчины, с которыми она регулярно виделась, могли бы раскрыть ее двуличность в отношении их. О самом понятии пагубной привычки к сексу Герри впервые узнала, когда бегло проглядывала в местной газете статью об этом предмете, упоминавшую клинику сексуальной зависимости. Мысль о том, чтобы пойти в эту клинику, промелькнула в ее сознании, но вместо этого она позвонила одному из своих друзей и провела с ним ночь, имея очередной секс. Она связалась с клиникой лишь несколько дней спустя, после еще одного сексуального эпизода. Герри со своей сестрой пошли в бар и подцепили двоих мужчин. Возвращаясь с одним из них в свою квартиру, она попала в автомобильную аварию. То, что произошло впоследствии, она излагает следующим образом.
Когда мы добрались домой, я была в состоянии шока. Но даже в таком состоянии мне хотелось быть сексуальной. Обычно во время секса я могу сделать так, что все другое уходит, но в эту ночь так не получалось. Во время секса я чувствовала омертвение и тошноту в желудке. Я ощутила облегчение, когда ночью этот парень ушел. Я не проявила интереса к тому, чтобы увидеться с ним еще раз, но мое эго было оскорблено, когда он не позвонил мне на следующий день. Я всегда испытывала гордость, когда мужчины охотились за мной[107].
Герри почувствовала, что жизнь уходит из-под контроля, и начала все чаще подумывать о самоубийстве. Она пыталась предпринять шаги в направлении выяснения своих сексуальных сношений в течение нескольких месяцев в группе SAA, куда ее направила клиника. В это время она подверглась аресту за мошенничество с велфером (
Обвинение было сомнительным и стало чем-то вроде местного