Геи — мужчины и женщины — превзошли большинство гетеросексуалов в развитии связей в том смысле, который предполагает это понятие сегодня применительно к личной жизни. Потому что они вынуждены жить без традиционно установленных образцов брака, в условиях относительного равенства между партнерами.
«Сексуальность» сегодня раскрыта и сделана доступной для развития различных вариантов жизненных стилей. Это нечто такое, что каждый из нас «имеет» или культивирует, уже больше нет какого-то естественного условия, которое индивид воспринимает как предопределённый порядок вещей. Каким-то способом, который еще предстоит изучить, сексуальность функционирует как подверженная определенному развитию и переработке черта личности, выступая первичным связующим пунктом между телом, самоидентичностью и социальными нормами.
Такие изменения как нигде лучше можно продемонстрировать в случае с мастурбацией, ставшей символом сексуальности, потерпевшей неудачу. Мастурбация «вышла наружу» столь же открыто, как и гомосексуальность. Отчет Кинси обнаружил, что 90 процентов мужчин и 40 процентов женщин в какое-то время своей жизни занимались мастурбацией. Данные более поздних опросов подняли эту долю почти до 100 процентов для мужчин и до 70 процентов для женщин. Не менее важно и то, что мастурбация широко рекомендуется как один из основных источников сексуального наслаждения и активно поощряется как способ улучшения сексуальной отзывчивости для обоих полов[52].
Какими способами только что обсуждавшиеся социальные изменения взаимодействуют с трансформацией личной жизни в более общем плане? Как эти изменения нескольких прошлых десятилетий связаны с более продолжительными воздействиями на сексуальное поведение? Ответить на эти вопросы — означает исследовать, как зарождалась «сексуальность», что она собою представляет и как она стала чем-то таким, чем индивид «обладает». Эти проблемы будут предметом моего внимания в данной книге в целом. Но одна конкретная работа в последние годы была доминантой моих размышлений над этими проблемами, и мы можем обозначить начальный подход к ним через краткую критическую оценку ее: взгляды
Предупреждая возможные моменты непонимания, позвольте мне подчеркнуть, что полномасштабная полемика с идеями Фуко вышла бы за пределы объема этой книги, и я не буду пытаться проделывать это. Блестящие инновации автора ставят определенные ключевые проблемы таким образом, каким не думал никто ранее. Однако, на мой взгляд, его работы также глубоко двойственны и в смысле философской позиции, которую он вырабатывает, и в некоторых исторических утверждениях, которые он делает или подразумевает. Почитатели Фуко будут несчастны: я не критикую эти утверждения в каких-либо деталях. Однако мои расхождения с автором возникают достаточно ясно в существе аргументов, которые я развиваю; я использую его работу как фон, на котором оттеняются эти аргументы.
ГЛАВА 2. M. Фуко о сексуальности
В своей «Истории сексуальности» М. Фуко намеревается подвергнуть атаке то, что он именует знаменитой формулировкой — «репрессивная гипотеза»[53].
Согласно его точке зрения, современные социальные институты принуждают нас расплачиваться за те выгоды, которые они предоставляют, ценою всё возрастающего подавления. Цивилизация подразумевает дисциплину, а дисциплина в свою очередь подразумевает контроль над внутренними побуждениями — контроль, который, чтобы быть эффективным, также должен быть внутренним. Кто произносит «современность», тот говорит «супер-эго». Сам автор, кажется, принимал нечто вроде подобного взгляда в своих ранних работах, рассматривая современную социальную жизнь как внутренне связанную с возрастанием «дисциплинарной власти», используемой в качестве характеристики тюрьмы и сумасшедшего дома, но также и некоторых фирм в бизнесе, школ и больниц. Дисциплинарная власть, как предполагается, продуцирует «послушные органы», легче контролируемые и регулируемые в этих видах деятельности, нежели те, что способны спонтанно воздействовать на побуждение желаний.
Здесь власть поднялась над всем как принуждающая сила. Кроме того, Фуко пришел к пониманию того, что власть не просто устанавливает ограничения, это еще и мобилизующий феномен; и те, кто подвергается воздействию дисциплинарной власти, не обязательно во всем послушны ей в своих реакциях. Власть тем не менее не только противостоит удовольствию, она может быть инструментом для производства его. «Сексуальность» не следует понимать только в качестве побудителя, который должен содержать в себе социальные силы. Это, скорее, «особенно плотная переводящая точка для отношений власти», нечто такое, что может быть использовано в качестве фокуса социального контроля через саму энергию, которую она генерирует.