Трансформация. Аномальные

Артём чуть младше, чем сейчас. Он судорожно отпирает входную дверь в квартиру. За ней раздаются крики, брань и грохот. Парень врывается в квартиру и видит на полу свою маму, которая закрывается руками от ударов. Женщина в крови, сжалась в комок, пытаясь пережить боль, которую несут пинки ногами. Отчим невменяемый. Он пьян в стельку и с озверением лупит жену, куда придётся. На его губах блуждает удовлетворённая холодная улыбка.

– Я тебе говорил, что ненавижу, когда ты на работе задерживаешься?!

Артём кидается на отчима, оттаскивая того от матери. Женщина уже без сознания. Мужчина с остервенением переключается на худенького подростка. Силы явно не равны. Он с перекошенным лицом вышвыривает Артёма в подъезд. Парнишка летит прямиком спиной на лестничные перила. Вскрик и Артём падает на пол, теряя сознание. На шум выскакивают соседи.

Я в ужасе закрываю лицо руками и выпадаю из видения.

– Что ты видела?

Передо мной бледное лицо Артёма. Ему страшно услышать ответ. Я отвела взгляд, ощущая, как по щекам катятся слёзы.

– Отчим бил твою маму, а ты вступился и он вышвырнул тебя на лестничную площадку… Тогда твоя мама умерла? – я обхватила себя руками, закусила губу и с тревогой глянула на парня. Боялась причинить ему боль и уже начала жалеть, что задала этот вопрос.

– Нет. Тогда мама осталась жива. А вот моя жизнь изменилась. Угодив спиной на перила, я сломал позвоночник. С того момента стал инвалидом. Я в тот день сдал последний экзамен, и мы с пацанами решили отметить это дело. Если бы я только вернулся на полчаса раньше. Но мне не хотелось, Юль! Я ненавидел свой дом, свою жизнь, отчима… Даже свою мать. Ждал совершеннолетия и поступления в институт, чтобы уехать. Надеялся, что мне дадут комнату в общежитии. И в тоже время боялся. Я боялся бросать маму, хоть и винил её в бездействии. Хотя не имел на это права. Я знал, что отчим точно также запугал её и профессионально ей манипулирует, но ничего с собой не мог поделать. А ещё я ненавидел себя за беспомощность! За то, что никак не могу защитить маму и себя, – с надрывом закончил парень свою внезапную исповедь.

Я слушала затаив дыхание и боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть этот момент откровенности у Артёма. И, несмотря на весь ужас, который он поведал, была счастлива. Я понимала, что такое не каждому человеку рассказывают. Артём решился на откровенность, на то, чтобы обнажить передо мной душу. Он доверился именно мне!

Коснулась его руки, пытаясь показать, что благодарна за этот шаг навстречу.

– Ты ни в чём не виноват. Ты был всего лишь ребёнком, которого самого надо было защищать. И родители должны это делать всеми доступными способами, любой ценой. Тебе столько пришлось пережить, что ненависть ко всему и всем – это нормальная реакция психики.

Увидев, с какой тоской Артём смотрит на меня, не смогла удержаться и в порыве обняла его. В этот момент за окном раздался раскат грома.

– Первая осенняя гроза, – прошептала, вздрогнув.

– Ты боишься грома? – Артём крепче прижал меня к себе.

Нет, я не боялась. Всегда любила грозу. Но сейчас малодушно соврала, ответив утвердительно. Просто мне не хотелось, чтобы он разжимал объятия.

– А ещё я боюсь своих видений, – призналась. И теперь говорила чистую правду. – Это ужасно. Я как будто сама испытываю всё. Они настолько реалистичны… что иногда мне кажется, будто я могу умереть там…

– Я тебе не дам, – улыбнулся Артём, мягко отстраняясь. – Забыла, какой у меня дар?

Грустно улыбнулась и непроизвольно поёжилась.

– Останься со мной, – попросила жалобно. – Не хочу быть одна. Вдруг у меня случится провал. Мне страшно.

Артём кивнул, скинул кеды и лёг на край кровати, а я нерешительно устроилась у него под боком, натягивая на нас двоих одеяло. За окном вовсю разошлась непогода. Долгожданный дождь смывал надоевшую за лето пыль. Скоро похолодает, и город оденется в яркий разноцветный наряд. Мне нравились краски осени, но раньше я её не любила. Она нагоняла тоску и приносила с собой ненавистную учёбу. А сейчас… Сейчас мне было легко и уютно, несмотря ни на что. Душа трепетала в предвкушении сказки, и я ничего с этим не могла поделать.