Трансформация

– Человеческое тело отмирает через некоторое время после трансформации.

Андрею вдруг пришло в голову, что эту фразу доцент в свое время старательно заучивал, – абсолютно нелепое предположение; трансформу достаточно что-либо услышать или прочитать один раз, и он запомнит это навсегда.

– "Тело" – неплохо сказано, – негромко заметил один из игроков в морской бой, а другой спросил:

– То есть, как это – отмирает?

– А как отмирает бородавка, когда ее несколько дней подряд мажут бальзамом Льюиса?

– Ну, все-таки человек не бородавка.

– Возможно, с точки зрения бородавки ваша последняя фраза излишне самонадеянна, – сказал доцент. – Когда сознание копируется в личностный блок, тело утрачивает волю к жизни и в течение нескольких дней отмирает. Перестает питаться, пить…

– Дышать, – добавил кто-то. Вероятно, это была шутка, только никто не засмеялся.

– Всех подробностей процесса я не знаю, – продолжал Жуков, – а если бы и знал, наверное, тоже немного мог бы вам сказать. Технология трансформации – государственная тайна.

– А что в ней такого секретного? – удивленно спросил кто-то из женщин. Андрей примерно догадывался, в чем дело, и ответ Жукова подтвердил его догадку:

– Личностные копии второго порядка – снимаемые не с людей, а с трансформов, – это основа интеллектуальных систем наведения высокоточного оружия пятого поколения. Благодаря ему Россия сейчас имеет решающее стратегическое преимущество практически перед всем миром.

– А в других странах, что ли, не делают этих… трансформов? – спросил дальнобойщик.

– В других странах их очень мало, и все они трансформированы здесь, в ИМЧ. Сначала работы по модернизации человека законодательно запретили везде, только у нас не стали. Когда открылся институт, они там даже объявили нам бойкот. Наверное, думали, это как-то связано с клонированием, а на него везде наложены жесткие ограничения. А полностью поменять оболочку личности – с органики на электронику – им, похоже, в голову не пришло. Сейчас-то, наверное, локти кусают, а поздно. У нас монополия, технология засекречена, а им, если надо, приходится обращаться к нам. Ну, и с оружием мы впереди.

Наступила тишина, и в тишине Андрей услышал, как кого-то в аудитории наполняет гордость за свою страну. А потом один из "адмиралов" негромко (Андрей едва разобрал) спросил:

– Интересно, как они делают из него камикадзе?

Второй так же тихо ответил:

– Блокируют инстинкт самосохранения и подгружают модуль ненависти к врагу. А может, ненависть сама его блокирует, у нее приоритет прерывания выше.

Непонятно, слышал ли их доцент – слух у трансформа лучше, чем у человека, но это уж как он сам отрегулирует коэффициент усиления. То, что он сказал, можно было при желании расценить и как ответ на эту реплику:

– Юридически личностью считается действующая копия первого порядка, то есть трансформ. Копия второго порядка личностью не является.

– А чем тогда считается тело – юридически? – спросила Марина.

– Тело относится к классу отходов трансформации.

– Петр Максимович, а вы не знаете судьбу вашего… – она на секунду замялась, – вашего "отхода трансформации"?

– Нет, – ответил Жуков после короткой паузы. – Я с ним потом не встречался.

Выходя из аудитории, Андрей услышал обрывок разговора "адмиралов":

– Бальзам Льюиса насколько эффективен?

– Процентов восемьдесят, может, восемьдесят пять.

– А с остальными бородавками что делают?

– Есть разные средства. Лазером, например, выжигают. Или кислотой. Дедовский способ, но помогает.

В коридоре он немного подождал, а потом появилась Марина.

– Привет!

– Андрюша, здравствуй! Ты что здесь делаешь?

Она направилась к выходу, Андрей тоже.

– Странный вопрос. Наверное, то же, что и ты, – теряю время. А у тебя что, двойняшки?

Марина остановилась, посмотрела на него и негромко сказала:

– У меня детей нет.

– А-а… а как… – начал Андрей и замолчал. Он вспомнил пятилетней давности сплетню, ходившую по факультету: отец Марины – зам руководителя какого-то средней руки ведомства. Сейчас ему пришло в голову, что она собралась трансформироваться по блату. Это было очень неприятно.

Страна уже несколько десятилетий жила в условиях стопроцентной коррупции, с которой никто не боролся, ибо бесполезно. Редкие выступления депутатов на сессиях ничьего внимания не привлекали: все знали, что за них тоже заплачено. Несколько поколений выросло, зная, что в любом государственном учреждении за всё нужно платить – за исключением тех случаев, когда платили не за что-то, а просто в силу традиции. Как чаевые официанту. К такому порядку вещей привыкли, но при этом все понимали, что страна живет неправильно.

Разрешения на трансформацию никто поначалу не рассматривал всерьез в качестве повода для взяток: слишком мало было желающих. А когда их стало много, уже успела сложиться система, где решение принимала группа сотрудников ИМЧ. Попытки заинтересованных ведомств вмешаться в процесс пресекли на самом верху.