Трактир «Ямайка»

Оставшись вдвоем, он и разносчик не стали терять время, быстро побросав добычу на телегу. Потом перенесли туда Мэри. На телеге был навален разный хлам, по большей части бесполезный. Все, что могло представлять ценность, осталось на берегу. Но они не рискнули вновь отправиться туда. Время ушло, да им было и не унести всего вдвоем.

Двое застреленных мародеров так и остались лежать на земле возле телеги. Живы они были или нет – разбираться было некогда. Их тела тоже являлись уликой, от которой следовало избавиться. Разносчик Гарри перетащил их к горевшей карете. Огонь полыхал вовсю, и от кареты уже мало что осталось – торчало лишь одно колесо над обуглившимися кусками дерева.

Джосс Мерлин запряг последнюю оставшуюся лошадь. Он и разносчик молча взобрались на телегу. Щелкнул кнут, и телега тронулась.

Лежа на спине, Мэри наблюдала, как по небу ползут низкие облака.

Наступило утро, сырое и хмурое. Все еще слышался шум моря, который становился все глуше и тише. Казалось, волны израсходовали всю свою неистовую силу и теперь нехотя отступают от берега. Ветер тоже стих. Высокие травы, росшие по крутым склонам лощины, стояли не колышась. В воздухе пахло сырой землей и турнепсом. Серые облака постепенно слились в одну сплошную тучу. Заморосил дождик, мелкие капли падали девушке на лицо и руки. Со скрипом проехав по разбитой колее, телега повернула направо и выехала на более ровную, покрытую гравием дорогу. Она вела на север между изгородями из живого кустарника. Издалека, через зеленые луга и распаханные земли, неожиданно донесся веселый перезвон колоколов. Как странно было слышать их в это страшное утро.

И вдруг Мэри вспомнила, что сегодня Рождество.

12

Квадратное оконное стекло показалось ей знакомым. Оно было больше, чем в карете, и перед ним выступал карниз, а по стеклу шла трещина, которую она хорошо помнила. Напрягая память, Мэри смотрела на нее, удивляясь, почему дождь больше не сыплет в лицо и не дует ветер. Движение тоже прекратилось.

Первой мыслью было, что карета остановилась, снова натолкнувшись на крутой склон в лощине, и что это обстоятельство и судьба заставят ее снова пройти через все, что с ней один раз уже произошло. Она выберется из кареты через окно, упадет и сильно ушибется. Поднявшись по извилистой тропинке, вновь натолкнется на разносчика Гарри, спрятавшегося в канаве; на сей раз у нее уже не хватит сил противостоять ему. Внизу на береговой полосе разбойники ожидают прилива, а гигантскую безжизненную черную черепаху-корабль несет и увлекает в морскую бездну.

Мэри застонала и замотала головой из стороны в сторону; краешком глаза она заметила возле себя выцветшую коричневую стену и ржавую головку гвоздя, на котором некогда висела какая-то табличка. Она лежала в своей постели в трактире "Ямайка".

В этой ненавистной ей комнате, столь холодной и тоскливой, она, по крайней мере, хотя бы чувствовала себя защищенной от ветра, дождя и рук разносчика Гарри. Здесь не слышно было шума моря, И гул прибоя больше не тревожил ее. Если бы в этот миг за ней пришла смерть, то стала бы желанной гостьей. Мэри была морально раздавлена, и лежащее на постели тело не принадлежало ей. Она не хотела больше жить. Потрясение, которое ей пришлось испытать, лишило ее сил. Она чувствовала себя тряпичной куклой. Слезы жалости к себе наполнили ее глаза.

Над девушкой склонилось чье-то лицо, и она съежилась, вдавив голову в подушку и вытянув вперед руки, протестуя и защищаясь. Перед глазами стояли распухшие губы и сломанные зубы разносчика.

Но тут ее ладоней коснулись чьи-то ласковые руки, и Мэри увидела робкий взгляд покрасневших от слез голубых глаз. Это была тетя Пейшнс. Они крепко обнялись, ища в этой близости успокоения. Тут Мэри дала волю чувствам и залилась слезами. Выплакавшись, она почувствовала себя лучше, на сердце полегчало.

– Вы знаете, что произошло? – спросила она.

В ответ тетя Пейшнс крепко сжала ее руки, а в ее голубых глазах Мэри прочла немую мольбу о пощаде. Она напоминала собаку, которую наказывают за проступок ее хозяина.

– Сколько я пролежала здесь? – спросила Мэри.

Оказалось, шел уже второй день. Некоторое время она лежала молча, пытаясь сообразить. Целых два дня! А кажется, всего несколько мгновений назад она стояла на берегу моря.

Сколько всего, должно быть, могло произойти за это время. А она лежала в постели и бездействовала.

– Вам следовало разбудить меня, – сказала она резко, отталкивая льнущие к ней руки. – Я не ребенок, и нечего со мной нянчиться из-за пустяшных синяков и ссадин. Мне же надо что-то предпринять, вы разве не понимаете?

Тетя Пейшнс робко, неуклюже погладила Мэри.

– Ты все это время лежала совсем без движения, – еле сдерживая рыдания, проговорила она. – У тебя, бедняжки, все тело было в крови и ушибах. Я обмыла тебя, когда ты лежала без сознания. Думала, что тебя сильно поранили, но, слава Богу, обошлось. Ссадины заживут. И ты выглядишь уже лучше.

– А вы знаете, кто это сделал? Знаете, куда они возили меня?