Трактир «Ямайка»

Наконец они выехали на главную дорогу. Лошадь шла рысью, и двуколка изрядно громыхала, а позади цокали копытами две краденые. Тяжелые тучи заволокли небо; дождя пока не было, туман еще не затянул возвышавшиеся вдали холмы. Где-то слева от дороги находился Олтернан. Мэри подумала о Фрэнсисе Дейви и принялась гадать, что сказал бы он, поведай она ему все. Наверно, теперь уж он не предложил бы ей выжидать, да не был бы он ей рад, свались она ему на голову под Рождество. Тут она представила себе тихий дом викария, мирный и спокойный, а вокруг – большой поселок, много домов, над которыми, словно страж, возвышается колокольня.

В Олтернане ее ждало тихое пристанище, само название городка звучало умиротворяюще. И голос Фрэнсиса Дейви сулил покой и забвение. В этом человеке было нечто необычное, что-то будоражащее ее воображение и вместе с тем приятное: и нарисованная им картина, и то, как он правил лошадью, и как молча, ненавязчиво угощал ее ужином. Но поразительнее всего была тишина, что царила в его комнате, лишенной какого-то ни было отпечатка его личности.

Будто он был всего лишь тенью человека. Когда Мэри попыталась вызвать в памяти облик викария, он ускользал от нее, в нем не было ничего реального, человеческого. Никакого проявления мужской натуры, которая так чувствовалась в сидевшем рядом с ней Джеме. Он был как бы лишен плоти. Отчетливо вспоминались лишь его бесцветные глаза и голос, мягко звучавший в ночной тишине.

Неожиданно лошадь дернула в сторону. Громкая брань Джема прервала ее раздумья, и она задала ему вопрос наугад.

– Здесь где-нибудь поблизости есть церковь? – спросила она. – Несколько месяцев я прожила как язычница, и от этого мне как-то не по себе.

– Выбирайся оттуда, черт тебя побери! – вскричал Джем, ударив лошадь по морде. – Ты что, хочешь, чтобы мы угодили в канаву?! Ты говоришь, церковь? Да на кой черт мне знать про церкви! Я всего-то раз и был в церкви, когда мать внесла меня туда на руках и вынесла нареченным Иеремией. Ничего не могу сказать тебе о церквях, но думаю, что они там держат золотишко под замком.

– Кажется, в Олтернане есть церковь? – промолвила Мэри. – До нее от "Ямайки" можно добраться пешком. Я могла бы сходить туда завтра.

– Лучше раздели со мной рождественский обед. Индейку предложить тебе не могу, но раздобыть гусыню можно – у старого фермера Такета из Норт-Хилла. Он стал так плохо видеть, что не заметит пропажи.

– Джем Мерлин, а кто викарий в Олтернане?

– Не знаю, Мэри Йеллан, никогда раньше не якшался с попами, и вряд ли придется в дальнейшем. Чудная это порода. Знал я одного священника из Норт-Хилла, когда был еще мальцом. Он был совсем близорук и, как рассказывали, раз в воскресное богослужение перепутал бутылки и налил в чашу бренди вместо вина – так и причащал им прихожан. В деревне прослышали про это, и, знаешь, в церковь набилось столько народу, что и колени преклонить негде было. Люди стояли вдоль стен и ждали, когда наступит их черед. Батюшка ничего не мог понять, ведь никогда в церкви не собиралось столько верующих.

Взошел он на кафедру и оглядел всех – и глаза его сияли из-под очков. Тут он и начал читать проповедь о заблудших овцах, вернувшихся в стадо. Эту историю мне поведал брат Мэтью. Он дважды подходил причаститься, а священник этого даже не заметил. Знаменитый то был день в Норт-Хилле. Доставай-ка хлеб и сыр, Мэри, а то у меня живот совсем подвело.

Мэри покачала головой и вздохнула.

– Ты к чему-нибудь в жизни относишься серьезно? – спросила она. – Ты что же, никого и ничего не уважаешь?

– Я уважаю свое нутро, – доверительно сообщил он, – а оно требует пищи. Ящик с припасами у меня под ногами. А ты, если считаешь себя праведницей, можешь скушать яблочко. В Библии о нем говорится, уж об этом-то я знаю.

В половине третьего они въехали в Лонстон, разгоряченные, громко и озорно пересмеиваясь. Мэри на время забыла о своих тревогах и о чувстве долга и, вопреки твердому решению, которое она приняла утром, предалась веселью, заразившись этим настроением от Джема. Вдали от мрачных стен "Ямайки" к ней вернулись свойственные ее возрасту задор и жизнерадостность.

Спутник сразу же это заметил и поспешил воспользоваться такой переменой.

Мэри смеялась, потому что ей было весело, да еще Джем вовсю смешил ее.

Заразительна была и сама праздничная атмосфера вокруг – оживление, гомон, суета – одним словом, Рождество. На улицах было полным-полно людей, магазинчики выглядели нарядными и веселыми, на мощеной площади теснились повозки, тележки, кареты… Все выглядело красочно, все было в движении.

Толпы радостно возбужденных людей сгрудились у ярмарочных прилавков и киосков. Индейки и гуси яростно долбили клювами свои клетки, пытаясь выбраться на волю. Женщина в ярко-зеленой накидке, широко улыбаясь, держала на плече корзину с яблоками, такими же алыми, как ее щеки.