Трагедия Цусимы

Я поспешил выйти наверх. Там, особенно после яркого освещения кают-компании, была тьма кромешная (по военному положению — снаружи не должно быть видно никакого огня), только вестовой, чуть приоткрытым, боевым фонарем указывал дорогу к трапу.

— А команда? — схватил меня за руку лейтенант в то время, как я собирался садиться в вельбот…

Оглянувшись, уже несколько освоившись с темнотой, я различил ряды человеческих фигур, черневших вдоль борта.

— Зачем же это? Какой тут парад! Не по уставу: ночь — спать должны!..

Я не приказывал; сами вышли — хотят проститься… Я ступил несколько шагов вперед, вдоль по фронту.

— Спасибо за службу, молодцы! Дай Бог вам и вашему миноносцу скорой встречи с неприятелем и славного боя! Прощайте!

— Рады стараться! Покорнейше благодарим! Счастливо оставаться!.. — загудело во тьме нестройно, но так сердечно, что… я был рад мраку ночи…

Традиционный поцелуй боцману, последнее рукопожатие офицерам, несколько взмахов весел, и… все кончено, все осталось далеко позади…

— Что случилось? В чем дело? — набросился я на приютившего меня (штабного) товарища, — что ж ты мне сказки рассказывал, что все налажено, все устроено…

— Но, пойми…

— Нет! ты — пойми! Я бросил свое место ради войны! Кронштадтские транспорты не хуже артурских, да ведь я не пошел бы на них! Всю службу провел на боевых судах, а пришла война — попал на транспорт? Что ж это такое? Не нашлось у вас, что ли, цензовиков для «Ангары»? Непочатый угол, я думаю!..

— Погоди, погоди! Отругался — и будет. Все было сделано так, как я говорил. И корректуру приказа поднесли на утверждение, как всегда, для проформы… Вдруг — собственноручно, зеленым карандашом, вычеркнул, говорит: есть старше. Вильгельм Карлович пробовал за тебя заступиться… Куда ж, говорит, его? Ведь был назначен старшим офицером… — А он — на «Ангару»! — и сам пометку сделал… «Он» все помнит…

— Я плохо спал эту ночь, вернее — вовсе не спал.

Старшинство было, очевидно, пустым предлогом. Из числа командиров миноносцев можно было насчитать нескольких много моложе меня… Но тогда — что же? Неужели теперь, в такое время, на таком посту, помнить, что несколько лет тому назад какой-то лейтенант не захотел быть придворным летописцем… Помнит, что этот маленький чин осмелился сказать «его» адъютанту, что никогда еще не продавал ни своего пера, ни своей шпаги!.. — Но ведь, если даже унижаться до таких мелких личных счетов, так и то это — счеты мирного времени!.. Перед грозой войны о них забыть нужно! Так честь, так долг, так совесть велит!..

Не может быть! — думал я, ворочаясь на постели и тщетно пытаясь уснуть! — Ведь у нас война! Настоящая война, а не китайская бутафория… На войне охотников-добровольцев пускают в первую голову…

С невольной горечью вспомнился рассказ про одного из наших известных адмиралов, как он, будучи еще старшим офицером, на замечание командира, отличавшегося самовластием (чтобы не сказать самодурством): «У меня так служить нельзя!» — ответил: «Я не у вас служу, а с вами служу Государю Императору! Меня нанять к себе на службу — у вас денег не хватит!»

Какой ужасной ересью было бы признано такое исповедание веры в Порт-Артуре времен наместничества!..

Чуть забрезжил свет, я уже был на ногах и, едва дождавшись положенного срока (начала присутствия), поспешил в штаб.

В. К. Витгефт принял меня немедленно, но еще более, чем в первое свидание, казался озабоченным и смущенным.

— Напрасно вы так огорчаетесь насчет «Ангары», — пробовал утешить он, — это вовсе не транспорт. Она уж зачислена в крейсерский отряд. Ей, может быть, предстоят весьма важные операции… Пароход недавно принят от Добровольного флота; команда сборная… На вас рассчитывают, что вы там все устроите… Это дело старшего офицера… и очень ответственное и серьезное дело…

— Но если это назначение такое почетное, то, несомненно, на него найдутся кандидаты и старше, и достойнее меня. Я отнюдь его не домогаюсь. Я был назначен старшим офицером на «Боярин». «Боярин» — погиб. Смешно было бы проситься на другой корабль тоже старшим офицером, я и не думаю об этом, но я прошу какого-нибудь места на боевом корабле! Для этого я сюда ехал. Вы меня знаете — я штурман первого разряда, много плавал, и здешние места знакомы мне в совершенстве… — Назначьте меня штурманом! Если нельзя — хоть вахтенным начальником! Я всем буду доволен!..

Адмирал, всегда бывший плохим дипломатом, не выдержал роли и, перегнувшись ко мне через стол, беспомощно развел руками.

— Ну что я могу? Неужели вы думаете, что я бы… Но, когда… понимаете, собственноручно! Зелёным карандашом!..

Не стоит говорить о том, что я думал и чувствовал, выходя из штаба…

На пороге меня задержал один из старых приятелей.

— Макаров назначен в Тихий океан с званием командующего флотом, — скороговоркой на ухо шепнул он.

— Что?.. А вы?..

— Уезжаем… Доволен? Теперь не засидишься на «Ангаре»!Только не болтай, пока — секрет…

Я от души пожал ему руку и с облегченным сердцем отправился к новому месту службы.