Трагедия русского офицерства

Отношение белых к офицерам. служившим большевикам было, в общем-то, однозначным: их презирали как изменников Родины, пошедших на службу германским наймитам и разрушителям России. Многие из них, попав в плен, были расстреляны или повешены по суду, невзирая на чины (в т.ч. генералы А.П.Николаев, А.В.Соболев, А.В.Станкевич, бар.А.А.Таубе, полковники А.А.Маклаков, Н.Новиков, Г.Петров, А.К.Сенотрусов и другие). Описывая сцены, когда первопоходники, проходя мимо пленных красных офицеров, плевали им в лицо, Деникин говорит об этом как "одной из самых больших трагедий русского офицерства". "У дома, отведенного под штаб, стояла шеренга пленных офицеров-артиллеристов квартировавшего в Лежанке большевистского дивизиона. Вот она, новая трагедия русского офицерства!... Мимо пленных через площадь проходили одна за другой добровольческие части. В глазах добровольцев презрение и ненависть. Раздаются ругательства и угрозы. Лица пленных мертвенно бледны. Только близость штаба спасает их от расправы. Проходит ген. Алексеев. Он взволновано и возмущенно упрекает пленных офицеров. И с его уст срывается тяжелое бранное слово....Оправдания обычны: "Не знал о существовании Добровольческой армии...", "Не вел стрельбы...", "Заставили служить насильно, не выпускали...", "Держали под надзором семью..."...Помню, как в конце мая в бою под Гуляй-Борисовкой цепи полковника Кутепова, мой штаб и конвой подверглись жестокому артиллерийскому огню, направленному, очевидно, весьма искусной рукой....Через месяц при взятии Тихорецкой был захвачен в плен капитан - командир этой батареи. - "Взяли насильно...хотел в Добровольческую армию...не удалось." Когда кто-то напомнил капитану его блестящую стрельбу под Гуляй-Борисовкой, у него сорвался, вероятно, искренний ответ: "Профессиональная привычка...". Итак, инертность, слабоволие, беспринципность, семья, "профессиональная привычка" создавали понемногу прочные офицерские кадры Красной армии, подымавшие на добровольцев братоубийственную руку"{1169}.

П.Н.Врангель вспоминал, как в Киеве к нему явился (выгнанный им) бывший ген. Одинцов, оправдывавший себя следующим образом: "Гораздо легче пожертвовать жизнью, чем честью, но и на эту жертву я готов, ради любви к Родине" - В чем же эта жертва? - Как в чем. Да в том, что с моими убеждениями я служу у большевиков..."{1170} М.Г.Дроздовский, отвечая на появившуюся в мае 1918 г. в Ростове статью Накатова "Там и здесь", говорившего о единомыслии с добровольцами офицеров Москвы и Петрограда, поступающих в Красную армию, писал: "Мы слишком хорошо знаем все русское офицерство, его достоинства и недостатки, его душу и мозг, его настроения и надежды. И мы удостоверяем, что отнюдь не патриотизм, не стремление к Единой и Великой Руси толкнуло офицеров в ряды красногвардейцев, ибо для всех ясно, что большевизм и именно советская власть явилась главным, почти единственным фактором расчленения России...Если, вступая в ряды ленинских воителей, офицеры, внеся туда тень порядка, хотя немного продлят агонию умирания красной армии, то этим они совершают одно из роковых преступлений момента...И если отдельные, единичные офицеры, вступающие в красные ряды по особым соображениям, которых мы здесь не касаемся, и там творят великое русское дело, то вся масса ленинских офицеров не во имя родины и патриотизма, не в защиту неделимой России пошла туда, а из эгоистических мотивов - сохранить свою жизнь и здоровье от гонений, в поисках, где безопасней и ради права на сытое и беззаботное хорошо оплачиваемое житье"{1171}.

Особенно непримиримо были настроены рядовые офицеры. "Позор нейтралитета 17 тысяч офицеров, скопившихся в Ростове, всем известен. пишет корниловский офицер, - Но самым позорным было, когда мы в Каменноугольном бассейне при ночных набегах обнаружили, что служившие у красных "гг. офицеры" с пулеметами охраняли в сторожевках спящих красноармейцев. Их поведение, когда они отбрасывали нас очередями из пулеметов, вызывало с нашей стороны всем понятное воздействие"{1172}. Эту непримиримость сложнее было понять гражданским людям. Б.Соколов приводя сцену допроса пленного красного офицера на Севере ("Где служили? - В Лейб-гвардии Уланском полку, в чине ротмистра. - И не стыдно было служить у этих сволочей? - Мобилизовали, господин поручик. - Так что же, убежать не могли? - Семья. Советское правительство держало ее заложницей за меня. Рассказывайте, все вы так говорите"), добавляет: "Из чего рождалась эта ненависть, эта грубость, эта нечуткость со стороны белых офицеров к мобилизованным красным? Ведь ясно было, в сколь тяжелом положении пребывали мобилизованные в красной армии офицеры, и как бережно к ним следовало бы отнестись"{1173}. Из чего рождалась ненависть, показывает приведенный выше пример.