Но этот образец красноречия не произвел впечатления на ставку. 28 января флот вернулся в Севастополь, и морской министр адмирал Григорович пригласил Эбергарда в великокняжеский дворец. На следующий день в Севастополь должен был прибыть Николай II для официального посещения Черноморского флота. Но была и неофициальная часть царского визита.
Григорович уведомил Эбергарда, что в ставке недовольны действиями начальника штаба флота и начальника оперативной части штаба (флаг-капитана по оперативной части). Он добавил, что неплохо бы их заменить, и даже порекомендовал конкретных офицеров на эти должности. Эбергард категорически отказался. Он заявил, что полностью несет ответственность за действия флота, и если она найдена неудовлетворительной, то снимать следует его, а не подчиненных ему офицеров.
На следующий день Николай II прибыл на «Георгий Победоносец», служивший штабным кораблем флота. Эбергард сделал официальный доклад о деятельности флота, царь ничего не сказал и лишь поинтересовался его планами на ближайшее будущее. Затем он спросил, имеются ли у Эбергарда какие-либо вопросы.
Адмирал сказал: «Я имею сведения, что в ставке недовольны деятельностью моего начальника штаба и моего флаг-капитана, и мне предлагают их сменить. Но за боевую деятельность флота, Вашим Величеством мне вверенного, отвечаю я один. И если это недовольство действительно существует, я всеподданнейше прошу Ваше Величество заменить меня, и ради России и пользы флоту буду считать это Высочайшей мне милостью».
Царь был очень удивлен и спросил, откуда такие сведения. Адмирал ответил, что это слова Григоровича. Николай поинтересовался у Григоровича, откуда ему стало это известно. Министр обтекаемо ответил, что об этом много говорят в морском министерстве и Петрограде. На это царь заметил, что нельзя верить всем слухам, а Эбергарду сказал: «Я вполне вам доверяю, и я доволен вами и деятельностью Черноморского флота, о чем можете объявить в приказе».
Трещина, порожденная грубой телеграммой Николая Николаевича, продолжала расширяться. Может быть, это было вызвано непониманием ставкой принципов морской войны. От флота постоянно требовал»; «осторожности» и «обороны берегов». Призрачная вероятность вражеского десанта буквально гипнотизировала ставку. А может быть, это был просто припадки пещерного национализма, которым страдал великий князь. Начальник оперативной части штаба флота капитан 1 ранга К.Ф. Кетлинский был поляком, а ведь все давно и твердо знали, что людишек мутят скубенты, поляки и жиды».
7 мая русский флот вышел в море, чтобы нанести удар по Угольному району. В состав эскадры вошли броненосца «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав», крейсера «Кагул», «Память Меркурия», «Алмаз», гидроавиатранспорт «Александр I» и группа эсминцев.
9 мая эсминцы «Дерзкий» и «Беспокойный» вошли в порт Козлу и обстреляли портовые сооружения. Они также потопили пароход «Селяник». В районе Эрегли крейсер «Память Меркурия» уничтожил 2 парохода и 27 парусников. В результате активных действий русского флота Турция к этому времени потеряла уже треть своего торгового тоннажа. В 10.00 сообщение об атаке прибыло из Эрегли в Константинополь, но с перепугу местный комендант сообщил, что началась высадка русских войск! «Гебен» немедленно вышел в море и по пути разминулся с русской эскадрой, которая направилась к Босфору для обстрела береговых укреплений.
Последовавшее столкновение показало ошибочность применяемой Эбергардом тактики, но в то же время оно продемонстрировало полное бессилие немцев.
На рассвете к проливу направились выделенные для обстрела броненосцы «Три Святителя» и «Пантелеймон». Их сопровождали «Александр I» и «Алмаз». Остальные броненосцы остались примерно в 25 милях от пролива. Крейсера «Память Меркурия» и «Кагул» находились мористее в дозоре. То есть, русская эскадра была разбросана на большом пространстве. Это совершенно непонятно, так как штаб флота полагал, что «Гебен» может развить 28 узлов. Получается, что русские сами просто напрашивались быть уничтоженными по частям.
Утром из Босфора вышел эсминец «Нюмуне». В 5.15 он заметил дымы на севере, пошел им навстречу и в 5.40 передал по радио, что видит русский флот. Он попытался обстрелять русские тральщики, но сам попал под огонь броненосцев и начал отходить. «Гебен» принял радиограмму «Нюмуне» и пошел на сближение с русскими.