Трагедия капитана Лигова

Анатолий Вахов Трагедия капитана Лигова

КНИГА ПЕРВАЯ Обманутые надежды

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

В пятом часу пополудни дождливого осеннего дня к дальнему причалу санкт-петербургского порта подходили два моряка. Один из них, пожилой, коренастый, в бушлате, обтирая красным фуляровым платком капельки дождя с пышных рыжеватых усов, сердито бурчал:

— Нечего было капитану ходить сюда. Знаю, сердце у него болит: пришлось отдать шхуну. Моряку корабль потерять, что матери дитя родное в сырую могилу опустить. Только зачем заморских купчишек тешить? Небось рады-радехоньки, что русскому китобойству конец пришел.

Тут моряк витиевато выругался, так, что в нем безошибочно можно было признать боцмана. Зло сплюнув, он полез в карман за трубкой.

Его спутник, высокий, широкоплечий, в вязаной шерстяной шапочке и темном плаще, молчал. Лицо, обрамленное аккуратно подстриженной бородкой, было сумрачным. Маленькие, глубоко сидящие глаза печально смотрели из-под крутого нависшего лба.

С низкого осеннего неба сыпал и сыпал надоедливый дождь. Серо-свинцовая вода в порту, казалось, навсегда припаяла к причалам корабли. На них было тихо и малолюдно.

Боцман, повернувшись спиной к ветру, дувшему с Финского залива, раскурил трубку, с наслаждением сделал несколько глубоких затяжек и сказал спутнику:

— Ты, Федор, духом не падай. Адмирал Северов поможет нам — вот крест. Походим мы еще по морям за китами. Ну, вот и пришли.

Моряки остановились. Прямо перед ними у пирса была пришвартована большая трехмачтовая шхуна. На ее фок-мачте виднелся американский флаг. По палубе сновали матросы. Слышались отрывистые команды. По всему чувствовалось, что на шхуне готовились к выходу в море.

— Торопятся, — пробурчал боцман.

Боцман и Федор жадно смотрели на судно, которое еще совсем недавно было своим, русским, родным и в порт вошло под одним именем, данным ему на верфи, а сегодня выйдет в море под новым, чужим. В люльке у носа шхуны матрос старательно закрашивал последние буквы старого названия.

За движением его кисти следили не только подошедшие моряки.

У швартовой пушки, глубоко заложив руки в карманы нерпичьей куртки, стоял плотно сбитый человек лет тридцати в капитанской фуражке. Мужественное обветренное лицо с крупными чертами, прямой и пристальный взгляд широко открытых голубых глаз выдавали в нем северянина, моряка, человека, умеющего сохранять выдержку при любых обстоятельствах. На этот раз ему, видно, было трудно скрывать тяжелые переживания. Они читались в крепко сжатых губах, и в горьких складках в уголках губ, и в нахмуренных бровях, и в яростном, но бессильном блеске глаз.

Капитан ничего не замечал. Он только видел, как матрос взмахами кисти навсегда уничтожал имя шхуны «Петр Великий», чтобы вывести новое — «Блэк стар».

— Ишь, спешат перекрестить, — проговорил боцман, выпуская густые клубы дыма.

Зажав трубку в руке, он с такой силой затягивался, что было слышно, как, разгораясь, потрескивал табак.

— Хорошая шхуна, — глухо проговорил Федор. — Жалко.

— Жалко, жалко! — раздраженно передразнил боцман, чтобы скрыть свое волнение. — Еще лучше у нас будет!

Боцман, сердито топорща усы, подошел к капитану. Федор последовал за ним. Не вынимая из зубов трубки, боцман окликнул:

— Олег Николаевич!

Капитан продолжал стоять у кнехта, не двигаясь. Боцман и Федор переглянулись. Федор тронул капитана за плечо.

Тот медленно повернулся. Лицо его было сердито. Взглянув в глаза капитану, боцман облегченно засопел трубкой: нет, капитан не пал духом, а это — добрый признак.

Лигов, бывший капитан китобойной шхуны «Петр Великий», смотрел на верных своих друзей — штурмана Федора Тернова и боцмана Фрола Севастьяновича Ходова. Это были все, кто остался с капитаном из экипажа шхуны. Остальные разбрелись в поисках работы и хлеба.

— Попрощаться пришли? — спокойно спросил капитан. Овладев собой, Лигов стал, как всегда, спокоен. Ходов уклончиво ответил:

— В ресторации надоело сидеть, да и деньжат маловато. Пришли за вами, Олег Николаевич, пора к адмиралу…

— Верно, верно. — По губам Лигова скользнула легкая улыбка, и все лицо сразу изменилось, повеселело, стало светлее.

Боцман лукаво из-под бровей посмотрел на капитана, но тот, не заметив его взгляда и уже охваченный новыми мыслями, быстро зашагал к выходу из порта и больше не оглянулся на бывшее свое судно.

Дождь не переставал. За его тусклой сеткой лица людей были однообразно землистыми, а дома с облупившейся краской выглядели уродливыми, нахохлившимися, навевающими тоску. Прохожие спешили, втянув головы в высоко поднятые воротники. Разбрызгивая лужи, проносились пролетки. Тусклыми желтыми огнями тлели редкие уличные фонари. В дождливой мгле они казались жирными пятнами на грязной бумаге. Санкт-Петербург погружался в невеселый осенний вечер.

Лигов шел быстро, размашисто. Спутники от него не отставали. Боцман шумно дышал. По его полному в оспинах лицу катился пот. Трудно было Ходову без привычки много шагать по земле. На ней он провел лишь первый десяток лет из пятидесяти прожитых.