— Человеческий ум способен на еще более удивительные вещи за минуты до смерти, — промолвил Лейн. — Восемь месяцев назад я читал в газете статью об убийстве, происшедшем в Вене. Мужчину нашли застреленным в гостиничном номере. Венская полиция опознала в нем мелкого уголовника, в прошлом бывшего полицейским осведомителем. Мотивом, очевидно, служила месть какого-то преступника, которого информация, сообщенная жертвой, привела за решетку. В статье говорилось, что жертва прожила в отеле несколько месяцев, редко покидала номер и даже принимала там пищу, несомненно от кого-то прячась. Остатки последней трапезы находились на столе. Его застрелили на расстоянии семи футов от стола, причем смерть не была мгновенной. Кровавый след тянулся по ковру от этого места к столу, у которого его обнаружили. Имелось одно странное обстоятельство. Сахарница на столе была опрокинута, гранулированный сахар разбросан по скатерти, а целая горсть находилась в стиснутом кулаке мертвеца.
— Интересно, — пробормотал де Витт.
— Объяснение казалось достаточно простым. Будучи смертельно раненным, он подполз к столу, нечеловеческим усилием приподнялся и схватил из сахарницы горсть сахара, прежде чем мертвым свалиться на пол. Но почему? Каково было значение сахара? Как объяснить этот последний отчаянный поступок умирающего? Венская полиция была озадачена. — Мистер Друри Лейн улыбнулся слушателям. — Мне пришел в голову ответ на эти вопросы, и я написал в Вену. Спустя несколько недель я получил письмо от тамошнего префекта полиции, сообщающее, что убийцу арестовали до прибытия моего послания, но что оно прояснило инцидент с сахаром, который даже после ареста преступника оставался необъяснимым для полиции.
— И каково же было ваше решение? — спросил Эйхерн. — По сообщенным вами скудным деталям я не вижу никакого объяснения.
— И я тоже, — присоединился Брукс.
Де Витт нахмурился, скривив губы.
— А вы, мистер де Витт? — спросил Лейн, снова улыбнувшись.
— Боюсь, что я не понимаю значения самого сахара, — задумчиво ответил брокер. — Но одно кажется очевидным — что умирающий оставил ключ к личности своего убийцы.
— Великолепно! — воскликнул Лейн. — Вы абсолютно правы, мистер де Витт. Являлся ли сахар ключом сам по себе? Указывала ли жертва на то, что убийца — сладкоежка? Или, наоборот, не означало ли это, что он диабетик? Конечно, озвученные предположения притянуты за уши. Я этому не верил, так как умирающий, несомненно, оставил ключ для полиции, и следовательно, с его помощью она могла добиться успеха. С другой стороны, что еще мог означать сахар? Что гранулированный сахар напоминает внешне? Это белое кристаллическое вещество… Я написал венскому префекту, что, хотя сахар мог указывать на убийцу-диабетика, более вероятное объяснение заключается в том, что он кокаинист.
Все уставились на актера. Де Витт усмехнулся и хлопнул себя по бедру:
— Ну конечно, кокаин! Белый кристаллический порошок!
— Арестованный действительно оказался законченным кокаинистом, — продолжал Лейн. — Поэтому мой корреспондент цветистым слогом выразил мне свое восхищение. Однако мне это объяснение казалось элементарным. Меня больше интересовала психология убитого. Он обладал явно неординарным интеллектом, оставив единственный ключ к личности убийцы в краткий промежуток времени между ранением и смертью. Как видите, нет пределов возможностям человеческого ума в краткие моменты перед концом жизни.
— Совершенно верно, — кивнул де Витт. — Интересная история, мистер Лейн. Несмотря на то что вы считаете свой вывод элементарным, я думаю, он свидетельствует о вашем необычайном таланте проникать сквозь то, что лежит на поверхности.
— Если бы он тогда был в Вене, то избавил бы полицию от лишних хлопот, — заметил Эйхерн.
Норт-Берген скрылся в темноте. Лейн вздохнул.
— Я часто думал, что труднейшая проблема преступления и наказания упростилась бы, если бы жертва, сталкиваясь с потенциальным убийцей, могла оставлять ключ — пусть даже самый загадочный — к личности убийцы.
— Даже самый загадочный? — усомнился Брукс.
— Конечно, мистер Брукс. Любой указатель лучше, чем его отсутствие.
Высокий крепкий мужчина, в надвинутой на глаза шляпе, с бледным и напряженным лицом, вошел в вагон с переднего конца. Подойдя к четырем собеседникам, он прислонился к зеленой рубчатой ткани спинки сиденья, покачиваясь в такт поезду, и сердито уставился на Джона де Витта налитыми кровью глазами.
— Коллинз? — с отвращением произнес де Витт; во взгляде актера мелькнул интерес.
— Вы пьяны, Коллинз, — сказал Брукс. — Что вам нужно?
— Во всяком случае, не болтать с вами, паршивый стряпчий, — отозвался Коллинз. — Де Витт, — обратился он к брокеру, сдвинув шляпу на затылок и тщетно пытаясь улыбнуться, — я хотел бы поговорить с вами наедине.
Серые глаза Друри Лейна беспокойно перемещались с грубого массивного лица Коллинза на точеные черты де Витта.