И когда уже даже братья не скрывали своего измученного состояния, процесс начался.
Реально выжигая траву. на центр полянки буквально выкатился мой Жорик. Кора Великого дерева буквально доживала последние минуты своей недолгой жизни, но со своей задачей она справилась на отлично.
Наш дирижабль словно взбрыкнув, ускоренно полетел на выход из долины, а мы не могли отвести глаз. Воздух вибрировал, наше напряжение чуть не лезло из ушей, а мы смотрели.
И вдруг.
На мгновенье всё будто замерло. Ветви деревьев застыли, и казалось, остановилось само время. Замерли даже летящие по небу облака. Но внезапно налетел порывистый ветер, и поляна озарилась изумрудным сиянием, кора на теле Жорика полностью сгорела, и он засиял. Мой парень горел как сверхновая, обжигая глаза зелёным светом. На земле не существует таких природных источников, чтобы передать всю силу и мощь этого свечения. Возможно, только расщеплённый атом способен повторить подобное.
Наверно, недолгие секунды мы наблюдали зарождение самой жизни, а потом Жорик стал погружаться в землю, а нас накрыла волна природного эфира.
Шквал частиц ударил по корпусу судна, придав ему приличное ускорение. Жёсткая волна накрыла наши тела, и мы заорали.
Дирижабль закрутило, и наши тела разлетелись в разные стороны. Нас бросало от борта к борту, не давая собраться и прейти в себя. Тот случай, когда ты сильный, но лёгкий. Обжигающий эфир, казалось, сжигает все наши внутренности. Но сознание мы с Олегом не потеряли. Резко замолчавшие члены команды и братья Перегудовы, наверно погрузились в спасительную нирвану. Но нам стало резко не до них, дирижабль сбился с курса и нас несло на отвесную каменную стену.
Опять превозмогать, будь оно всё неладно, --подумал я.
Не сговариваясь и не замечая раздирающую нутро боль, мы вместе с Олегом кинулись к рулевому колесу. Повиснув на штурвале, мы с немалым трудом смогли его провернуть, матерясь и чертыхаясь нам удалось выправить курс, и мы как пробка из бутылки, вылетели из этого неглубокого каньона. Но нам то, надо обратно.
Я прекрасно понимал, что в эти минуты ничто и никто не сможет даже близко приблизится к моему Жорику, но очень скоро всё изменится. Как только семя достигнет своего места посадки, эфирный шторм спадёт и туда ринутся все твари населяющие болота.
Дирижабль безбожно мотыляло, а мы висели на штурвале, абсолютно не понимая куда его надо крутить, и что нам вообще делать. А наше судно всё дальше относило от нужного нам места. Не знаю, на какую помощь от братьев я рассчитывал, но всё резко пошло через жопу.
Высокие холмы отгородили нас от штормового ветра, и болтанка успокоилась. Стало уже можно ходить, и мы сразу кинулись к лежащим неподвижно людям. Одному матросу сильно не повезло, у него был сломан шеный отдел позвоночника, и жизнь постепенно покидала его тело. Будь оно всё проклято!
Люди доверились нам, и мы обязаны их спасти.
Живчик влился в его горло, но это не панацея от такого ранения. Осторожно положив его тело, кинулся к другим членам экипажа. С ними всё было более-менее в порядке, не считая слезшую всюду кожу, и многочисленных эфирных ожогов внутренностей. Снова живчик, вот им он сильно поможет.
Аккуратно уложив все беспамятные тела, мы выдохнули, но как поступить просто не знали. Можно было конечно оставить всё как есть, но всё дело в том, что мы медленно и неуклонно приближались к земле, наш баллон не выдержал болтанки и дал течь. Нас сносило к морю и, если даже мы упадём на песчаное побережье, одних их оставлять никак нельзя, вылезет всякое из моря, и их тупа сожрут.
Пока я гонял безрадостные мысли, мой неунывающий друг с воодушевлением вооружался, и когда его вид принял законченную форму, у меня по неволе задёргался глаз и вылезла идиотская улыбка.
Прообраз этого даже трудно было подобрать, несмотря на весь голливудский арсенал подобных Рембо. Фраза-- увешен оружием, лишь немного отображает то, во что превратился мой улыбающейся друг. Вот для кого истинное счастье — это нагрузить, всю свою площадь тела, и каждый палец, стреляющим железом.
В кистях рук, он небрежно держал два пулемёта, а за спиной возвышался ствол его новой игрушки, выданной или уже подаренной, братьями Перегудовым. На груди болтались два АК, естественно модернизированными на Пандоре. Ии где он их успел намыть, для меня оставалась загадкой. К каждой руке было примотано по Лупаре, из свисающего пояса торчали ручки револьверов, а на спине, прямо за винтовкой покоился ящик, набитый патронами. Я уже молчу про торчащие из голенищ коротких берцов, ножи.
Махнув на него рукой, с тревогой следил за приближающейся водяной гладью. Однако нам повезло. Ветер немного сменил направление и мы, немного не долетев до воды жёстко воткнулись гондолой в песок, а следом упал и обвисший баллон.