Трафальгар стрелка Шарпа

– Вряд ли нам еще раз удастся увидеть весь строй. – Капитан мотнул головой в сторону неприятельского флота. Вестовой принес на квартердек поднос, уставленный чашками с настоящим кофе. Чейз сделал приглашающий жест и дождался, пока все офицеры разберут чашки. Капитан поднял глаза на обвисшие паруса. – Нам потребуется несколько часов, чтобы догнать их, – уныло заметил он.

– Может быть, они сами подплывут ближе? – попытался приободрить капитана Шарп.

– При таком-то ветре? Вряд ли, – улыбнулся Чейз. – Кроме того, они не хотят драться и предпочли бы остаться в гавани. У неприятеля слабые паруса и ржавые пушки, Шарп, а их боевой дух крайне низок. Они бы рады удрать от нас, да не могут.

– Но почему?

– Если они повернут на восток, то сядут на мель у мыса Трафальгар, а если на север или юг, мы настигнем их и разобьем в щепки. Им просто некуда деться, Шарп. Мы заняли удачную позицию. Остается молиться, что мы догоним их до темноты. Нельсон одержал победу на Ниле в темноте, однако я предпочел бы воевать при свете дня. – Чейз отхлебнул кофе. – Это последние зерна? – спросил он у вестового.

– Так точно, сэр, за исключением тех, что подмокли в Калькутте и покрылись плесенью, словно мехом.

– Но их можно смолоть?

– Я не стал бы предлагать такое пойло даже свиньям, сэр.

С «Виктори» пришел сигнал. Кораблям эскадры было приказано выровнять линию. Обычно это означало, что самые медленные корабли должны поднять больше парусов, чтобы сократить расстояние в строю. Впервые маневр совершался на виду у неприятеля.

– Готовьтесь к битве, сэр, – сообщил лейтенант Коннорс, хотя все на борту, даже сухопутные крысы вроде Шарпа, поняли сигнал.

Всю ночь корабли эскадры готовились к предстоящему сражению.

Чтобы босые пятки канониров не скользили, палубу щедро посыпали песком. Матросские гамаки скатали и свалили за планширом. Кроме того, гамаки, накрытые парусиной, служили защитой от вражеских мушкетов. Команда матросов во главе с боцманом укрепила цепями корабельные реи. Другая команда крепко привязала свободные фалы и паруса.

– Они наверняка разнесут наши снасти в щепки, – сказал Ллуэллин Шарпу. – И доны, и лягушатники любят целить в мачты. Цепи не позволят реям упасть. Хорошо, если к концу дня уцелеет хоть одна мачта! Иногда в бою кажется, будто сверху идет дождь из щепок и бревен. – Ллуэллин не мог дождаться начала сражения. – Ваша сабля достаточно остра?

– Не особенно, – признался Шарп.

– Ступайте на открытую палубу, к кормушке, – велел Ллуэллин, – там у одного матроса есть точильное колесо.

Шарп занял место в очереди желающих заточить оружие перед боем. У некоторых матросов были абордажные сабли, у других – топоры, но большинство несло с собой абордажные пики. Козы, предчувствуя скорый конец, жалобно блеяли. Их подоили в последний раз, и матросы уже закатали рукава и наточили длинные ножи. Кормушку с сеном, которая легко могла воспламениться от случайной искры, собирались разобрать, а туши засолить. Вскоре к привычной корабельной вони примешался запах свежей крови.

Матросы предложили Шарпу пройти без очереди, но он отказался. Стоявший перед ним канонир съязвил:

– Решили полюбоваться морским сражением, сэр?

– Должен же кто-то показать вам, как сражаются настоящие солдаты, приятель.

– Вообще-то, мы не прочь посмотреть, сэр.

Канонир похлопал по казенной части двадцатичетырехфунтовой пушки, на которой кто-то написал мелом: «Ядро для Бони»[8]. Столы, за которыми канониры обедали, уже снесли в трюм. Туда же стащили всю деревянную мебель, в том числе сундук и койку Шарпа, а также изящные диваны и кресла из капитанского салона. Ценные хронометры и барометры упаковали в солому. На некоторых кораблях матросы затащили наверх и привязали к снастям особо ценную мебель. Нашлись и такие, кто, желая спасти драгоценную мебель от неприятельских ядер, сгрузил ее в шлюпки за кормой.

Помощник канонира заточил саблю Шарпа на колесе, большим пальцем проверил остроту и ощерил беззубый рот:

– Побрейте ублюдков, чтобы мало не показалось, сэр.

Шарп протянул матросу шестипенсовик. Деревянные стенные панели из капитанской каюты сгружали в трюм. Туда уже отправились деревянные перегородки из офицерских кают и кают-компании. Впервые корабль открылся перед Шарпом во всю длину – от широких кормовых окон до бака, где матросы возились с соломой из кормушки для коз.

«Пуссель» словно сдирала с себя оборки и кружева, превращаясь в грозную боевую машину. Шарп вскарабкался на шканцы, где его встретила та же пустота. Широкое пространство кормы обнажилось от штурвала до окон капитанского салона. Картины снесли в трюм, только роскошный черно-белый ковер по-прежнему украшал палубу. На ковре одиноко высилась восемнадцатифунтовая пушка.

Коннорс, который высматривал сигналы с флагманского корабля, повторенные «Эуриалусом», позвал Чейза:

– Нам велено следовать флагманским курсом, сэр.