Трафальгар стрелка Шарпа

– Вам действительно жаль его, Шарп? Наверное, вы знали Брейсуйэта лучше меня. Мне он казался ограниченным, завистливым и бесполезным человеком. Вряд ли своим уходом он причинил кому-нибудь серьезную боль. – Лорд Уильям уже повернулся, чтобы уходить, но внезапно обернулся. – Я так и не поблагодарил вас, Шарп, за то, что выручили леди Грейс, тогда, на «Каллиопе».

– Не стоит благодарностей, милорд.

Лорд Уильям удалился. Шарп смотрел ему вслед, гадая, что за игру затеял его светлость. Шарп вспомнил слова секретаря о письме. Стоит ли искать опасность там, где ее нет? Шарп выбросил назойливую мысль из головы, поднялся на бак и встал у перил, глядя на пенный след, оставляемый кораблем.

Сзади послышались шаги. Шарп узнал их, даже не повернув головы. Грейс облокотилась на перила и всмотрелась в волны.

– Я скучала по тебе, – тихо промолвила она.

– И я. – Шарп смотрел, как гроб с телом Брейсуэйта в вихре пузырьков исчезает в морских глубинах.

– Он действительно упал с лестницы? – спросила леди Грейс.

– Кажется, да, – пожал плечами Шарп, – но, к счастью, смерть его была быстрой.

– Аминь, – промолвила она и повернулась к Шарпу.– Жарко сегодня.

– В моей каюте гораздо прохладнее.

Она кивнула, несколько мгновений молча смотрела ему прямо в глаза, затем резко отвернулась и удалилась. Шарп подождал несколько минут и последовал за ней.

Если бы кто-нибудь наблюдал за «Пусселью» из морских глубин, откуда выпрыгивали летучие рыбы, в тот вечер он нашел бы ее прекрасной. Военные корабли лишены изящества. Их корпусы слишком массивны, а мачты непропорционально коротки, но капитан Чейз велел распустить все паруса, которые добавили мачтам объема, уравновесив громоздкий черно-желтый каркас. Позолота на корме и серебристая краска на доспехах Орлеанской девы блестели на солнце, палуба белела чистотой, а за кормой пенились волны. Все семьдесят четыре орудийных порта были закрыты.

Пассажиры и команда «Пуссели» так привыкли к вони, ржавчине и сырости, что перестали их замечать. На полубаке трех оставшихся в живых коз доили для капитанского ужина. Крысы рождались, сражались за жизнь и подыхали во тьме корабельных глубин. На артиллерийском складе канонир, не обращая внимания на шлюх, которые торговали собой между двумя кожаными занавесками, защищавшими склад от случайной вспышки, отсыпал порох. На камбузе одноглазый сифилитикповар сморщился, учуяв вонь подпорченной солонины, но все же бросил ее в котел. В каюте на корме капитан Ллевеллин предавался мечтам о том, как поведет своих пехотинцев на абордаж. Корабельный колокол пробил четыре раза. На шканцах матрос бросал лаг, подсчитывал узлы и выкрикивал цифры вахтенному офицеру, который сверялся с карманными часами. Капитан Чейз вошел в салон и постучал по барометру. Все еще растет. Свободные от вахты матросы спали в гамаках прямо на палубе. Корабельный плотник обтесывал доску, а любовники лежали в объятиях друг друга.

– Ты убил его? – прошептала Грейс Шарпу в ухо.

– Это важно?

Она провела пальцем по шраму на его щеке.

– Я ненавидела Брейсуэйта, – прошептала Грейс. – В последнее время он глаз с меня не сводил. Я видела, как у него текут слюни, словно у грязного пса. – Женщина вздрогнула. – Этот негодяй сказал, что, если я приду к нему в каюту, он никому не скажет. Я хотела ударить его, но испугалась Уильяма. Боже, как же я ненавидела!

– Поэтому я и убил его, – мягко промолвил Шарп. Некоторое время она молчала, затем поцеловала его в кончик носа.

– Я знала. С того самого мгновения, как Уильям спросил меня о нем, я знала, что ты убил его. Он умер быстро?

– Не так уж быстро, – ответил Шарп. – Я хотел, чтобы он знал, за что умирает.

Леди Грейс задумалась, потом, решив, что ей все равно, была смерть секретаря быстрой или мучительной, прошептала:

– Никто еще не убивал ради меня.

– Ради тебя я готов сражаться с целой армией, – отвечал Шарп. Он снова вспомнил о письме и снова отогнал сомнения прочь. Брейсуэйт хотел лишь выторговать несколько секунд своей никому не нужной жизни. Шарп не стал ничего говорить Грейс.

Закатное солнце бросало причудливые тени от фалов и вантов, парусов и мачт на зеленоватую водную гладь. Троих провинившихся матросов привели к капитану, и всем троим было велено неделю не давать рома. Помощник барабанщика забавлялся с кортиком и поранил руку. Пикеринг накладывал повязку, не переставая честить юного недотепу. Корабельный кот растянулся на камбузе у плиты. Стюард понюхал воду в бочке, сморщился, но недрогнувшей рукой поставил на бочке отметку мелом, признавая воду пригодной для питья.

Когда светило опустилось за горизонт, а небо окрасилось алым, вахтенный заметил в последних отблесках солнечных лучей дальний парус.

– Парус по левому борту! – прокричал он.

Шарп не слышал крика. Сейчас он не внял бы даже трубному гласу с небес, но команда задрожала от нетерпения. Добыча снова замаячила на горизонте, а значит, охота продолжалась.

Глава восьмая