Организационно-техническое руководство работой испытательных подразделений на полигоне осуществляли инженер-полковник Н. А. Орлов и его заместитель инженер-подполковник Н. А. Цветков. Всю работу по научной части, по экспериментально-техническим исследованиям координировал на полигоне инженер-полковник Н. С. Охотников – заместитель начальника полигона генерала И. И. Бульбы, а затем и сменившего Бульбу инженер-полковника И. Т. Матвеева.
С большим уважением относились к Охотникову конструкторы, инженеры и техники. Скупой на слова, Николай Сергеевич умел выделить главное в проблеме. Его ценили за глубокую техническую эрудицию. Испытатели считали: если отчет по испытываемому образцу прошел «сито» Охотникова и не возвращен, значит, можно вздохнуть с облегчением. Разговаривая с подчиненными в рабочей обстановке, Николай Сергеевич обычно покручивал очки за одну из дужек, и по тому, в каком темпе он это делал, можно было понять, нравится ли ему отчет, доволен ли он проделанной работой или нет.
К заместителю начальника полигона относились по-особому тепло еще и потому, что знали о его, можно сказать, жизненной трагедии. Отец Николая Сергеевича до революции был предводителем дворянства в одной из крупных губерний. Его родной брат служил у Врангеля, а затем эмигрировал. Сам Охотников был высокообразованным офицером – в 1934 году закончил Артиллерийскую академию и до войны служил начальником одного из отделов полигона. А перед самой войной «кто-то» обратил внимание руководства ГАУ на сомнительное происхождение подполковника Охотникова и его уволили из рядов Красной Армии.
Оставшись на полигоне, Николай Сергеевич пытался добиться правды, и, как говорили, ему помогло личное обращение к Сталину, в котором он просил дать ему возможность служить в армии. К этому ходатайству добавилась просьба его сослуживца полковника Бульбы. В 1942 году Охотников был восстановлен в звании подполковника и через некоторое время назначен заместителем начальника полигона. Проработав в этой должности на полигоне более десяти лет, Охотников перешел в научно-исследовательский институт, где работал в тесном контакте с выдающимся теоретиком и практиком оружейного дела В. Г. Федоровым.
Военный городок тесен, все тут на виду. Поэтому нам всем было известно, что у Николая Сергеевича есть увлечение, казалось бы, стоявшее совершенно в стороне от его служебной деятельности. Охотников принимал активное участие в спектаклях драмкружка, в которых играл его сын, и сам рисовал декорации.
Любил Охотников и классическую литературу. И хотя жили мы тогда достаточно бедно и стесненно, у него дома была большая библиотека, состоящая в основном из русских классиков.
Помню, однажды со мной произошел такой случай. В короткий промежуток между стрельбами, поднимаясь с земли после отдыха на травке, я по привычке произнес: «Довольно, Ванюша! Гулял ты немало. Пора за работу, родной!»
Откуда тогда рядом со мной появился Охотников, я так и не понял, но он буквально схватил меня за руку: «Любите Некрасова, сержант?.. Чудно! Это наш великий поэт, поверьте – великий!»
…Я не мог рассказать ему тогда о том, как Некрасов выручал меня, когда я подростком убегал из ссылки на родину, на Алтай. Как защищал он меня, как придавал сил, как спасал. Не мог я тогда поделиться своей тайной ни с Охотниковым, ни с кем-либо другим – и рассказать о себе то, о чем и вспоминать было непросто…
Но, идя по жизни, я часто вспоминал родные строки стихотворения Некрасова, выученного еще в детские годы в родительском доме в Курье:
Благодарю судьбу за то, что «университетом» для меня стал подмосковный полигон, а фраза любимого поэта «работай да не трусь» – моей главной жизненной заповедью.